Иоанн Иоаннович в это время как раз нахваливал эльфийку, и, конечно, эльфийских добровольцев, в чьи ряды она самоотверженно вступила и стяжала многочисленные подвиги. И собственноручно повесил ей орденскую голубую муаровую ленту через плечо, на которую крепился сверкающий сотней самоцветов знак в виде двуглавого орла с восьмиконечной звездой на груди. Красиво! Эсси сделала книксен и шагнула назад, и ткнула меня в бок.
Ну что бы я без нее делал?
— Ваше превосходительство… — Государь обошел меня по кругу, и я не знал — вращаться ли мне за ним следом вокруг своей оси, или стоять как болван на месте. — Светлостью язык вас назвать не поворачивается…
Зал издал дружный сдержанный смешок. Шутковать изволит царь-батюшка! Но в целом-то он прав: какая из черного урука к японой матери светлость?
— Да и орденов ваша урукская культура не приемлет. Все ваши ордена, медали и прочие знаки отличия — на коже, да? Всегда с вами. Не снять, не спрятать. Поэтому я долго думал, какая награда будет вас достойна, князь… К титулу ведь полагаются земли, да? Что ж…
Весь высший свет Государства Российского замер, а потом Грановитую палату заполнил тревожный гул. Неужели произойдет невероятное, и у орков в России появиться свой анклав? Не позавидуешь земским территориям, править которыми станет урукский владетель… Аристократия была явно недовольна. Но — глаза Государя опасно сощурились, этот невысокого роста, возрастной уже человек тяжелым взглядом обвел публику — и гомон стих.
— Молодого князя Хтонического, и весь народ ордынский я жалую землями по обеим берегам реки Дунай, именуемые Паннонией, и повелеваю основать там поселения, и крепости, и грады, и веси, дабы привести край этот к процветанию в дружбе и союзе с богохранимым нашем Отечеством! — прогремел его голос.
И тут все охренели. И я охренел. То ЧТО он только что сказал и сделал — это было феерически. Какой, однако… Царь! Вот что отличает царя от полудурка типа меня, пусть и с княжеским титулом. Стратегия! Геополитика! Какой же я еще щегол по сравнению с этим исполином…
— А тебе, Бабай, я настаиваю, раз бил челом землями царю — полагается шуба с царского плеча, из естественной выхухоли! Традиция такая в Государстве Российском! — усмехнулся он, и положил ладонь мне на плечо. — Принесите шубу!
И, черт меня побери, хоть он и весил раза в два меньше меня, и ростом был в полтора раза ниже, но десница царская оказалась тяжкой, как бетонный столб! А шуба — штука классная, стоящее имущество, ценное, хорошего качества, и, главное — по размеру! Никому не отдам, сам носить стану. Зря в первый раз отказался.
Я честно, как парень, станцевал целый танец с Эсси. Вальс! Мы даже репетировали до этого. Пару раз. На перроне вокзала и в эркере перед приемом, я даже выучил эти «раз-два-три», хотя в упор не понимал смысл фразы «мужчина ведет в танце». Что за хрен это такой — «вести в танце»? Вести за руку можно, можно заорать и за собой толпу повести. Но в танце… Нет, тут мои мозги плавились.
Но ноги я ей не оттоптал, и на подол платья не наступил. Хотя мог, потому что чувствовал я себе как медведь на велосипеде. Мало того что в костюме-тройке, так еще и на балу, чтоб меня! Все эти лощеные-холеные и жутко могучие аристократы пялятся, испепелить готовы, вальс еще этот… И царь с трона смеется надо мной!
Как только музыка затихла и все занялись второй частью марлезонского балета — то бишь фланированием по залу и таинственными интриганскими беседами, я постарался затеряться с Эсси в толпе — получилось не очень, по вполне понятным причинам: она была чертовски красива, я — чертовски велик. Тогда со всем урукским хамством я растолкал народ и, придерживая эльфийку за локток, протиснулся к дверям, аргументируя это железобетонным:
— Мне дурно! — и нисколечко не врал, на самом деле.
Уже в эркере, у огромного окна, я решительно заявил, глядя в распрекрасные блестящие глазки:
— Любовь моя, я категорически заявляю, что…
— Нет, мы ведь не можем просто так взять и…
— … сбежать с государева приема? О-о-о-о, не просто можем, но и должны! Должны усвистать в закат немедленно, пока Государь не обозначил сроки!
— Какие еще сроки? И как ты себе это представляешь? Мы выпрыгнем в окно, угоним полицейский мотоцикл и умчим на Борнео? — она явно утрировала, но потом вдруг замерла, с тревожным выражением лица, увидев, видимо, явный восторг на моей роже. — О, нет. Кто меня тянул за язык? Бабай, скажи что ты не…