Таким образом, чудо, тайна и авторитет заглушают совесть человека. Свои решения совесть отдает в руки того, кто вершает чудеса, непонятное объявляет тайной и пользуется авторитетом. Совесть может судить только о личных поступках самого человека и о личном содержании этих поступков, ибо только в этих случаях она знает, почему и как возникли эти поступки и содержания и согласуются ли они с божественной идеей идеальной нашей природы. Между тем чудо, тайна и авторитет вводят человека в чужые для него, непонятные и недоступные его взору начала. Эти началы для человека чужые не только по своему происхождению, то есть не только потому, что они проистекают не из нашего естества. Таких, приходящих извне, чужых для нас вещей очень много. Но, когда мы их принимаем, когда совмещаем их со своей внутренней жизнью, тогда мы делаем их своими и подчиняем их решениям своей совести. Но с тем, что исходит из чуда, тайны и авторитета, мы не можем так поступить. Мы не можем это совместить со своей внутренней жизнью, ибо это для нас непостижимо. Все, что проистекает из чуда, тайны и авторитета так и остается для нас чужим и не только по своему происхождению, но и по своей сущности. Эти чужие для нас вещи никогда не смогут стать нашими актами и нашими содержаниями. Наша совесть никогда не сможет их оценить и судить о них, ибо они — не наши, а о чужом совесть не судит. Таким образом, если мы осуществляем то, что проистекает из чуда, тайны и авторитета, мы делаем это спокойно и покорно, ибо здесь наша совесть молчит. Мы сами здесь ничего не решаем. Здесь все решено за нас. Поэтому всякая попытка совести здесь теряет смысл. Как мы уже заметили, чудо, тайна и авторитет предоставляют человеку спокойствие совести, ибо уничтожают ее решения. В этом и состоят инквизиторские способы порабощения человеческой совести. Использование этих средств в порядке инквизитора вполне логично, ибо в царстве инквизитора свободы не может быть. Поэтому и совесть, как самое глубокое проявление принципа свободы, должна здесь умолкнуть. Здесь должно уняться всякое внутреннее беспокойство человека, в чем бы оно ни проявлялось бы -- в виде жизненного голода или в образе божественной истины. Порядок, создаваемый инквизитором, есть рай субъективного счастья. Поэтому инквизитор устраняет из него все, что могло бы нарушить это счастье, и включает в него все, что способно его поддержать. Чудо, тайна и авторитет как раз и являются такими поддерживающими средствами, ибо они не позволяют раскрыться глубинной природе человека и проявиться кроющемуся в ней божественному первообразу и им оценить действительность этой земли. Чудо, тайна и авторитет подобны плотному занавесу, который скрывает божественный свет. Поэтому инквизитор их и использует.
Однако, пока мы рассматриваем роль и значение этих средств в порядке инквизитора, незаметно возникает важный вопрос: а как поступил Христос? Действительно ли Он отверг чудо, тайну и авторитет? Но разве Он сам не совершал чудес? Разве не говорил Он о тайнах? Разве не Он учредил и установил авторитет своей Церкви? Утвердительный ответ на все эти вопросы настолько очевиден, что было бы нелепостью его отрицать. Евангелие наполнено чудесами и тайнами. Евангелие совершенно определенно указывает на существование авторитета. Но если это так, то каким же образом те же самые средства становятся и божественными, и демоническими? Как могут и Христос и инквизитор пользоваться одними и теми же средствами? Инквизитор говорит, что исправил и улучшил подвиг Христа. Однако это исправление выражалась не в том, что инкизитор тайну, чудо и авторитет использовал как новые, до сих пор не существующие вещи, но в том, что он все свое царство построил на чуде, тайне и авторитете. Труд Христа основывался на свободном выборе человека. Инквизитор же свой труд обосновал внутренним насилием. Чудо, тайна и авторитет стали краеугольными камнями этого насилия. Поэтому различие создаваемых Христом и инквизиторов порядков в том, что тайне, чуду и авторитету придавался совершенно разный смысл. Не инквизитор изобрел чудо, тайну и авторитет, но он вложил в них новый смысл, которого они не имели и не могли иметь в подвиге Христа. Эти три силы инквизитор начал использовать в своем царстве с другой целью, совершенно противоположной цели Христа. Так что же это такое -- этот новый смысл и эта другая цель?