Но все когда-нибудь кончается; и вот он уже стоит у бокового входа Зимнего Дворца и показывает часовому в непривычной полуморской-полуармейской форме правительственную телеграмму с приглашением… Солдат снимает трубку висящего здесь же, на посту, телефона и докладывает кому-то о мануфактур-советнике Морозове, явившемся по приглашению господина канцлера. Минуту спустя прибывает дежурный слуга – он и сопровождает Савву Морозова по длинным коридорам и переходам Зимнего дворца к двери, за которой находится рабочий кабинет канцлера Империи. Распахнув дверь, слуга громко рапортует: «Ваше высокопревосходительство, господин государственный канцлер, мануфактур-советник Савва Морозов прибыл по вашему приказанию!», после чего делает шаг в сторону, давая гостю пройти внутрь и осмотреться.
Внешне кабинет выглядит как обычное присутственное место, и даже портрет новой государыни (правда, не в полный рост, а лишь голова и верхняя часть плеч) висит на стене на положенном месте. Но гость, вообще-то не робкого десятка, вдруг застывает в оцепенении, и только усилием воли заставляет себя войти. Человек, который сидит за письменным столом и тяжелым пристальным взглядом смотрит на одного из богатейших людей Российской империи, способен как низвергнуть его в прах, так и исполнить самые невероятные мечты… Дело в том, что при всем своем богатстве, уме и авторитете Савва Морозов оказался не в состоянии устроить дела так, как хочется (то есть по справедливости) даже на своих собственных фабриках, а не то что по всей России.
Именно это чувство социального бессилия человека, который для себя лично способен добиться почти всего, и станет в будущем источником его тоски и причиной психиатрического диагноза, а также, возможно, приведет к его безвременной смерти. Уже сейчас он чувствовал признаки неудовлетворенности жизнью и бесцельности своего существования, ибо процесс построения бизнес-империи ему наскучил, а социальная роль не предлагала ничего иного. Хоть ты из шкуры лезь – купчиной был, купчиной и останешься. Но, возможно, хозяин этого кабинета предложит своему гостю нечто такое, что вернет тому жажду деятельности и вкус к жизни. А Антихрист он или нет – это не важно. Если предложение будет из разряда тех, от которых нельзя отказаться, то Савва Морозов простит ему все: и хвост, и рога, и копыта, и даже запах серы, которого, между прочим, в кабинете совсем не ощущается…
– Ну что же, здравствуй, Савва Тимофеевич, – сказал хозяин кабинета, когда слуга закрыл за собой дверь с обратной стороны. – Очень рад, что ты приехал сюда, ко мне, а не кинулся, к примеру, в бега. А то, знаешь ли, были прецеденты… Да ты не стесняйся, садись. Только вон туда, потому что на этом кресле будет сидеть государыня-императрица, ежели ей вздумается поучаствовать в нашем разговоре…
– И вам тоже здравствовать, Павел Павлович, – степенно ответил Савва Морозов, опускаясь на предложенный ему стул, – вы написали, что у вас есть ко мне какой-то определенный разговор, а иначе вызывать меня сюда из Москвы не было бы смысла.
– Разговор есть, – подтвердил Одинцов, – скажи мне, Савва Тимофеевич, как ты оцениваешь общее положение Российской Империи?
– Ну, – замялся Савва, – насколько я понимаю, положение Российской империи вполне устойчиво. Война выиграна, в Европах нас уважают и побаиваются, золотой рубль стоит крепко, и только последние неустройства слегка поколебали уверенность деловых людей в безоблачной будущем. Уж больно матушка императрица и вы, ее верные слуги, суровы и беспощадны. Если уж ближайшего сродственника царской семьи с чадами и домочадцами отправляют в пыльную киргизскую Тьмутаракань, то что же будет тогда с нами, простыми смертными?
– А что их, прощать, что ли, следовало? – хмыкнул Одинцов. – Участие семейки Владимировичей в антигосударственном заговоре практически не оставляло государыне возможностей для какого-либо помилования. Тем более что этих Владимировичей один раз все-таки простили и предупредили, что если они продолжат интриговать, то пощады им уже не будет. Итак, выбор у нас был только между плахой и ссылкой, и государыня Ольга была достаточно милосердна, чтобы не поотрубать им всем глупые головы. Так что, если те, кого ты, Савва Тимофеевич, назвал простыми смертными, не будут нарушать законов империи и участвовать во всяких подленьких делишках, им не будет грозить никаких наказаний. Но если кто попадется на горячем, то не обессудьте. Расправа над Владимировичами нужна была еще и для того, чтобы показать народу, что неприкосновенных в Российской империи более не существует. Теперь каждый виновный в государственных преступлениях, вне зависимости от титула и размеров состояния, получит десять лет каторги и конфискацию всех денежных капиталов, доходных бумаг, а также движимого и недвижимого имущества…