пытливого взгляда профессора.
- Эта прекрасная женщина, - продолжал Бальони многозначительно, - со
дня своего рождения питалась ядами, так что в конце концов они пропитали ее
всю и она стала самым смертоносным существом на свете. Яд был ее стихией. Ее
ароматное дыхание отравляло воздух, ее любовь была ядовитой, ее объятия
несли смерть. Не правда ли, удивительная история?
- Сказка, пригодная разве для детей! - воскликнул Джованни, торопливо
поднимаясь со своего места. - Я удивляюсь, как ваша милость находит время
читать подобную чепуху.
- Однако что это? - сказал профессор, с беспокойством озираясь вокруг.
- Какими странными духами пропитан воздух вашей комнаты! Не запах ли это
ваших перчаток? Он слабый, но восхитительный, и в то же время в нем есть
что-то неприятное. Случись мне продолжительное время вдыхать этот аромат, я, кажется, заболел бы… Он напоминает запах какого-то цветка, но я не вижу
цветов в вашей комнате.
- Их здесь нет, - ответил Джованни, лицо которого, в то время как
говорил профессор, покрылось мертвенной бледностью, - как нет и запаха, который лишь почудился вашей милости. Обоняние - одно из тех чувств, которые
зависят одинаково как от нашей физической, так и духовной сущности, и часто
мы заблуждаемся, принимая мысли о запахе или воспоминание о нем за самый
запах.
- Все это так, - промолвил Бальони, - но мой трезвый ум вряд ли
способен сыграть со мной такую шутку. И уж если бы мне почудился запах, то
это был бы запах одного из зловонных аптекарских зелий, которые приготовлял
я сегодня своими руками. Наш почтенный доктор Рапачини, как говорят, сообщает своим лекарствам аромат более тонкий, чем благовония Аравии. Без
сомнения, прекрасная и ученая синьора Беатриче также готова была бы лечить
своих пациентов лекарствами, благоухающими, как ее дыхание. Но горе тому, кто прикоснется к ним.
Пока он говорил, на лице Джованни отражались противоречивые чувства, боровшиеся в его душе. Тон, которым профессор говорил о чистой и прекрасной
дочери Рапачини, был истинной пыткой для его души, но намек Бальони на
скрытые стороны ее характера внезапно пробудил в нем тысячи неясных
подозрений, которые вновь отчетливо встали перед его глазами, оскалясь
подобно дьяволам. Но он приложил все старания, чтобы подавить их и ответить
Бальони так, как подобает преданному своей даме влюбленному: - Синьор профессор, вы были другом моего отца и, быть может, хотите
быть другом и его сыну. И мне бы хотелось сохранить к вам чувство любви и
уважения. Но, как вы уже заметили, существует предмет, которого мы не должны
касаться. Вы не знаете синьору Беатриче и потому не можете понять, какое зло
- нет, святотатство! - совершают те, кто легкомысленно или оскорбительно
отзывается о ней.
- Джованни! Мой бедный Джованни! - промолвил профессор голосом, полным
сочувствия. - Я знаю эту несчастную девушку лучше, чем вы. Вы должны
выслушать правду об этом отравителе Рапачини и его ядовитой дочери - да, столь же ядовитой, сколь и прекрасной. Слушайте же, и даже если вы станете
оскорблять мои седины, это не заставит меня замолчать. Старинная история об
индийской женщине стала действительностью благодаря глубоким и смертоносным
познаниям Рапачини.
Джованни застонал и закрыл лицо руками.
- Отец Беатриче, - продолжал Бальони, - попрал естественные чувства
любви к своему ребенку и, как это ни чудовищно, пожертвовал дочерью ради
своей безумной страсти к науке. Надо отдать ему справедливость - он
настоящий ученый и настолько предан науке, что способен был бы и сердце свое
поместить в реторту. Какая же участь ожидает вас? Нет сомнения - он избрал
вас объектом своего нового опыта, результатом которого, быть может, будет
смерть или нечто еще более страшное. Ради того, что он называет интересами
науки, Рапачини не останавливается ни перед чем!
- Это сон… - простонал Джованни. - Только сон!
- Не падайте духом, сын моего друга! Еще не поздно спасти вас. Быть
может, нам даже удастся вернуть несчастную девушку к естественной жизни, которой ее лишило безумие отца. Взгляните на этот серебряный флакон! Это
работа прославленного Бенвенуто Челлини - он достоин быть даром
возлюбленного самой прекрасной женщине Италии. Его содержимое бесценно. Одна
капля этой жидкости была способна обезвредить самые быстродействующие и
стойкие яды Борджа. Не сомневайтесь же в ее действии на яды Рапачини.
Отдайте этот флакон с бесценной жидкостью Беатриче и с надеждой ждите
результатов.
С этими словами Бальони положил на стол маленький флакончик
удивительной работы и удалился, уверенный, что его слова произведут желаемое
действие на ум молодого человека.
“Мы расстроим планы Рапачини, - думал он, спускаясь по лестнице и
усмехаясь про себя. - Но будем беспристрастны! Рапачини - удивительный
человек… поистине удивительный! Хоть и неизменный эмпирик и потому не
может быть терпим теми, кто чтит добрые старые правила искусства медицины”.
Как мы уже говорили, на протяжении своего знакомства с Беатриче
Джованни иногда терзался мрачными подозрениями: та ли она, какой он ее
видит? Но образ чистой, искренней и любящей девушки так утвердился в его
сердце, что портрет, нарисованный профессором Бальони, казался ему странным
и неверным, столь разительно он не совпадал с тем первоначальным образом
Беатриче, который юноша создал в своем воображении. Правда, в его памяти
шевелились неприятные воспоминания, связанные с первыми впечатлениями от
прекрасной девушки. Он никак не мог вытеснить из памяти букет цветов, увядший в ее руках, бабочку, непонятно от чего погибшую в воздухе, напоенном
лишь солнечным светом, если не считать дыхания Беатриче. Все эти роковые
случайности затмил чистый образ девушки, они не имели более силы фактов и
рассматривались Джованни как обманчивая игра фантазии, как бы ни
свидетельствовали против этого его органы чувств. Существуют доказательства
более верные и правдивые, чем наши ощущения. На них-то и опиралась вера
юноши в Беатриче, хотя она и питалась скорее достоинствами самой Беатриче, нежели глубиной и благородством его чувства. Но по уходе профессора Джованни
был не в состоянии удержаться на той высоте, на какую вознес его восторг
первой любви. Он пал так низко, что разрешил себе черными подозрениями
осквернить чистоту образа Беатриче. Не в силах отказаться от Беатриче, он
стал не доверять ей! И вот он решил произвести опыт, который раз и навсегда
смог бы дать ему доказательства того, что эти ужасные свойства существовали
в ее природе, а следовательно, - и в ее душе, поскольку нельзя было
предположить, что одно не связано с другим. Зрение могло обмануть его на
большом расстоянии в случае с ящерицей, насекомым и букетом. Но если бы ему
удалось, стоя рядом с Беатриче, заметить, что хотя бы один свежий и здоровый
цветок увянет внезапно в ее руках, для сомнений не оставалось бы больше
места. С этими мыслями он бросился в цветочную лавку и купил букет цветов, на лепестках которых еще дрожали алмазные капельки росы.
Наступил час его обычных свиданий с Беатриче. Прежде чем спуститься в
сад, он не удержался, чтобы не взглянуть на себя в зеркало. Тщеславие, вполне естественное в красивом молодом человеке, проявленное в такой
критический момент, невольно свидетельствовало о некоторой черствости сердца
и непостоянстве натуры. Увидев себя в зеркале, он нашел, что никогда еще
черты лица его не казались столь привлекательными, глаза не сверкали
подобным блеском, а щеки не были окрашены так ярко.