таких собутыльников! Судьба сберегла для них долю счастья прошлых лет и
теперь выпустила ее на свободу толпой радостных видений, чтобы они могли
повеселиться среди бури и опустошения этого часа. Пока они кончают бутылку, давайте переведем наш взгляд в другую сторону.
Случилось так, что в эту бурную ночь мистеру Джону Брауну было как-то
не по себе в его кресле с пружинным сиденьем у камина, где пылал каменный
уголь, согревавший его красивый кабинет. Он был по природе неплохим
человеком, добрым и сострадательным в тех случаях, когда несчастьям других
людей удавалось проникнуть в его сердце сквозь подбитый ватой жилет его
собственного благополучия. В этот вечер он много думал о своем старом
компаньоне, Питере Голдтуэйте, его странных причудах и постоянных неудачах, о том, каким бедным выглядело его жилище в последний раз, когда мистер Браун
посетил его, и какое безумное и измученное выражение лица было у Питера, когда Браун разговаривал с ним с улицы.
“Бедняга! - думал мистер Джон Браун. - Бедный, свихнувшийся Питер
Голдтуэйт! Ради нашего старого знакомства я бы должен был позаботиться о
том, чтобы обеспечить его всем необходимым в эту суровую зиму”.
Это чувство овладело им с такой силой, что, несмотря на холодную
погоду, он решил тотчас же навестить Питера Голдтуэйта.
Сила этого порыва была действительно необычайна. Каждый вопль бури
казался зовом или мог бы показаться зовом мистеру Брауну, если бы тот привык
различать в завываниях ветра отзвуки своей собственной фантазии. Сам дивясь
своей энергии, он завернулся в накидку, закутал шею и уши шерстяными шарфами
и платками и, защищенный таким образом, бросил вызов непогоде. Однако
воздушные стихии чуть было не одержали победы в этой битве. В тот момент, когда мистер Браун, сражаясь с бурей, огибал угол дома Питера Голдтуэйта, ураган сбил его с ног, бросил лицом вниз в сугроб и стал заносить снегом его
внушительные формы. Казалось, было мало надежд, на то, что он сможет оттуда
выбраться раньше, чем наступит следующая оттепель. В ту же минуту с головы
его сорвало шляпу и унесло вверх, в такую даль, откуда до сих пор не
поступало еще никаких известий.
Тем не менее мистер Браун умудрился прорыть в сугробе проход и, пряча
от ветра свою непокрытую голову, с трудом пробрался вперед, к дверям Питера.
По всему этому нелепому зданию раздавались такой скрип, стоны и треск, все
так зловеще тряслось, что те, кто там находился, все равно не расслышали бы
самого громкого стука. Поэтому он вошел без церемоний и ощупью направился в
кухню. Даже там его вторжение осталось незамеченным. Питер и Тэбита, стоя
спиной к двери, наклонились над большим сундуком, который они, по-видимому, только что извлекли из углубления или тайной ниши по левую сторону камина.
При свете лампы, которую держала старуха, мистер Браун увидел, что сундук
окован железными полосами, покрыт железными листами и усеян железными
гвоздями, чтобы служить подходящим вместилищем, в котором богатство одного
столетия можно было бы сохранить для нужд следующего.
Питер Голдтуэйт вставлял ключ в замок.
- О, Тэбита! - воскликнул он с трепетным восторгом. - Как я вынесу его
блеск? Золото! Блестящее, блестящее золото! Мне кажется, я помню, как
взглянул на него в последний раз в тот момент, когда над ним опустилась эта
обитая железом крышка. И с тех пор в течение семидесяти лет оно сияло в
своем тайном укрытии и копило свое великолепие для этого чудесного
мгновения. Оно вспыхнет перед нами, как солнце в полдень.
- В таком случае заслоните глаза, мистер Питер! - сказала Тэбита с
несколько меньшим терпением, чем обычно. - Но ради всего святого - поверните
же ключ!
С большим трудом обеими руками Питер протолкнул ржавый ключ сквозь
лабиринт заржавленного замка. Мистер Браун тем временем подошел ближе и
нетерпеливо просунул свое лицо между ними как раз в тот момент, когда Питер
откинул крышку. Однако кухня не осветилась внезапным сиянием.
- Что это? - воскликнула Тэбита, поправляя очки и подняв лампу над
открытым сундуком. - Старый Питер Голдтуэйт хранил старое тряпье!
- Похоже на то, Тэбби, - сказал мистер Браун, подняв кучку этого
сокровища.
О, какого духа мертвого и погребенного богатства вызвал Питер
Голдтуэйт, чтобы внести смятение в свой и без того скудный разум! Здесь было
подобие несметного богатства, достаточного, чтобы купить весь город и заново
застроить каждую улицу, но за которое, при всей его значительности, ни один
здравомыслящий человек не дал бы и гроша. Что же в таком случае, если
говорить всерьез, представляли собой обманчивые сокровища сундука? Тут были
старые как местные кредитные, так и казначейские билеты, и обязательства
земельных банков, и тому подобные “мыльные пузыри”, начиная с первых
выпусков - свыше полутора веков назад - и почти вплоть до времен Революции.
Банковые билеты в тысячу фунтов были перемешаны с пергаментными пенни и
стоили не дороже их.
- Так это, значит, и есть сокровище старого Питера Голдтуэйта! - сказал
Джон Браун. - Ваш тезка, Питер, был в чем-то похож на вас, и когда местные
деньги падали в цене на пятьдесят или семьдесят пять процентов, он скупал их
в расчете на то, что они поднимутся. Я слышал, как мой отец рассказывал, что
старый Питер дал своему отцу закладную на этот самый дом и землю, чтобы
добыть деньги для своих нелепых проектов. Но деньги продолжали падать до тех
пор, пока никто не хотел брать их даже даром, и вот старый Питер Голдтуэйт, как и Питер-младший, остался с тысячами в своем сундуке, не имея даже чем
прикрыть свою наготу. Он помешался на их устойчивости. Но ничего, Питер, это
как раз самый подходящий капитал для того, чтобы строить воздушные замки.
- Дом обрушится нам на головы! - вскричала Тэбита, когда ветер потряс
его с новой силой.
- Пусть рушится, - сказал Питер, скрестив руки на груди и садясь на
сундук.
- Нет, нет, старый дружище Питер! - воскликнул Джон Браун. - В моем
доме найдется место для вас и для Тэбби и надежный подвал для сундука с
сокровищем. Завтра мы попытаемся договориться насчет продажи этого старого
дома; недвижимость вздорожала, и я мог бы предложить вам порядочную цену, - A у меня, - заметил Питер Голдтуэйт, оживившись - есть план поместить
эти деньги с большой выгодой.
- Ну, что касается этого, - пробормотал про себя Джон Браун, - нам
придется обратиться в суд с просьбой назначить опекуна, который бы
позаботился об этих деньгах, а если Питер будет настаивать на своих
спекуляциях, то он сможет заниматься ими, пустив в ход сокровища старого
Питера Голдтуэйта.
Перевод И. Исакович
Натаниэль Хоторн. Уэйкфилд
В каком-то старом журнале или в газете я, помнится, прочел историю, выдававшуюся за истину, о том, что некий человек - назовем его Уэйкфилдом -
долгое время скрывался от своей жены.
Самый поступок, отвлеченно рассуждая, не так уж удивителен, и нет
основания, не разобравшись внимательно во всех обстоятельствах, считать его
безнравственным или безрассудным. Тем не менее этот пример, хотя и далеко не
самый худший, может быть, самый странный из всех известных случаев нарушения
супружеского долга. Более того, его можно рассматривать в качестве самой
поразительной причуды, какую только можно встретить среди бесконечного
списка человеческих странностей. Супружеская пара жила в Лондоне. Муж под
предлогом того, что он уезжает по делам, нанял помещение на соседней с его
домом улице и там, не показываясь на глаза ни жене, ни друзьям (при том, что
он не имел для такого рода добровольной ссылки ни малейшего основания), прожил свыше двадцати лет. В течение этого времени он каждый день взирал на