…В том же 1245 году на Русь вернулся младший брат Александра Константин, посланный отцом два года назад «в Кановичи», то есть в Каракорум. Вероятно, он и передал отцу повеление Батыя вновь собираться в путь…
В том же году великий князь Ярослав со своей братией и с племянниками поехал в Татары, к Батыю.
На этот раз отцу Ярослава предстоял более далёкий путь. Батый отправил великого князя Владимирского и Суздальского на утверждение в ставку великих ханов, Каракорум. Помимо прочего, отец Александра должен был принять участие в церемонии провозглашения нового великого хана — преемника умершего ещё в 1241 году Угедея. По свидетельству восточных хронистов, сам Батый в течение всех прошедших лет упорно отказывался от поездки на курултай, ссылаясь на болезнь ног (видимо, подагру) и крайний упадок сил.
…Так как он был старший из всех [родичей], то из-за его отсутствия около трёх лет не выяснялось дело [о звании] каана. Правила старшая из жён Угедей-каана, ТУракина-хатун. В это время разруха проникла на окраины и в центральные части государства. Каан сделал наследником престола своего внука Ширамуна, но ТУ-ракина-хатун и некоторые эмиры не согласились и сказали: «ГУюк-хан старше» — и для возведения его на престол опять попросили Бату. Хотя он и был обижен на них и опасался печальных событий из-за прежних отношений, но всё же тронулся в путь и двигался медленно. [Ещё] до его прибытия и появления родичей они собственной властью утвердили каанство за Гуюк-ханом…
Вот на этом-то съезде представителей всех земель бескрайней Монгольской империи и должен был присутствовать князь Ярослав Всеволодович. Его положение как ставленника Батыя не могло не осложнить ему жизнь при дворе всесильной вдовы покойного Угедея Туракины-хатун. И действительно, поездка эта закончилась для князя Ярослава трагически.
ГОД 1246
Каракорум. Сарай
Из Лаврентьевской летописи
…Той же осенью князь Ярослав, сын Всеволожь, преставился в иноплеменниках, идя от Кановичей, месяца сентября в 30-й день, на память святого Григория.
Другие летописи добавляют некоторые подробности, свидетельствующие о насильственной смерти князя: «…Преставился Ярослав в Татарах нужною (то есть насильственной. — А. К.) смертью» (38. Стб. 523; 41. Стб. 325–326); или: «Ярослава, великого князя Суздальского, зелием уморили» (39. Стб. 808). Чуть более развёрнутый рассказ читается в так называемом Московском летописном своде конца XV века:
…Князь же великий Ярослав был тогда в Орде, у Кановичей, и много пострадал от безбожных татар за землю Русскую; Фёдором Яруновичем оклеветан был перед царём[115], и многую тяготу принял. И, пробыв долго в Орде, пошёл из Кановичей, и преставился в иноплеменниках насильственной смертью той же осенью и того же сентября 30-го. О таковых ведь в Писании сказано: «Ничто ведь не сравнится пред Богом, как если кто положит душу свою за други своя (ср. Ин. 15:13)». Сей же князь великий положил душу свою за всех людей своих и за землю Русскую; и причёл его Господь к избранному Своему стаду, ибо милостив был ко всякому и нуждающимся безотказно подавал всё, в чём нуждались они.
За скупыми летописными строками — драма, разыгравшаяся за тысячи вёрст от Руси, в далёких монгольских степях…
Подробности пребывания князя Ярослава Всеволодовича в ставке великих ханов известны нам благодаря рассказу посланника римского папы Иннокентия IV Плано Карпини, который в те же месяцы побывал с дипломатическим поручением в Каракоруме, общался с русским князем и стал свидетелем отъезда уже смертельно больного Ярослава на Русь. Как и Ярослав, Плано Карпини лично присутствовал на избрании нового хана — Гуюка.
Из «Истории монголов,
именуемых нами татарами»
…Когда мы прибыли туда[116], уже был воздвигнут большой шатёр, приготовленный из белого пурпура; по нашему мнению, он был так велик, что в нём могло поместиться более двух тысяч человек, а кругом была сделана деревянная ограда, которая была разрисована разными изображениями.
На второй или на третий день мы поехали туда с татарами, назначенными нам для охраны, и там собрались все вожди… В первый день все одеты были в белый пурпур[117], на второй в красный, и тогда к упомянутому шатру прибыл Куйюк (Гуюк. — А. К.); на третий день все были в голубом пурпуре, а на четвёртый — в самых лучших балдахинах… Вожди говорили внутри шатра и, как мы полагаем, рассуждали об избрании. Весь же другой народ был далеко вне вышеупомянутой ограды. И таким образом они пребывали почти до полудня, а затем начали пить кобылье молоко и до вечера выпили столько, что было удивительно смотреть…
115
В других источниках этот Фёдор Ярунович не упоминается. Ничего не знает о том, что Ярослав был оклеветан перед «царём» (новым ханом Гуюком?), и Плано Карпини, находившийся в Каракоруме вместе с русским князем.
117
В данном случае слово «пурпур», очевидно, является не обозначением цвета, а синонимом драгоценного («царственного») одеяния, которое может быть разных цветов.