Великий князь Русский
Глава 1
Вправление мозгов
Дьяк Андрей Ярлык имел все основания для довольства: после многих мучений, проб и ошибок, он закончил и сегодня представил мне роспись устроения нового сословия «писцов и дьяков государевых, и городовых, и уездных, и разрядных також».
По сему случаю явился он при полном параде: в сафьяновых сапогах желтого цвета, в красных полосатых шароварах и синей рубахе под зеленый охабень. Сочетание цветов для человека XXI века дикое, но тут идет на ура. Все тот же принцип «дорого-богато», только здесь он воплощается не посредством переоцененных в десятки раз брендов, а яркостью ткани. Хорошие, стойкие красители сейчас во всем мире недешевы, оттого чем глубже и насыщенней цвет — тем дороже материал. Ну и отделка, шитье всякое, пуговицы с камушками, да серебряная чернильница на груди — знак отличия чиновного ордена, так сказать. Дьяки и писцы попроще носили медные, а вот такие, как Андрей, выделывались.
И полосатую эту расцветочку я точно видел в Крестовоздвиженских подвалах у Ховриных. Вот интересно, купил Ярлык ткань или получил за услуги? Сделал пометочку — поручить Никифору Вяземскому выяснить, сам же вернулся к докладу Андрея сына Савельева.
Создать сословие дьяческое я задумал давно, нечто вроде французского «дворянства мантии» — прослойку людей, которые могут делать карьеру благодаря образованию. Ввести экзамены, наподобие китайских, но только не на знание Конфуция, а на умение читать-писать-считать, на понимание законов и так далее. А поскольку у нас тут профессии в сильной степени наследственные, то дьяческая корпорация будет заинтересована в поддержании и развитии школ — ну, чтобы родная кровиночка мимо экзаменов не пролетела. А еще такое сословие станет неким противовесом чисто военным подходам аристократии. И социальным лифтом для тех, кто попал в монастырские школы сиротами и сумел выучится. Как и положено в менеджменте, одно действие работает сразу на несколько задач.
К Ярлыку у меня, помимо утверждения проекта, имелось еще два дела. В оставленном мной времени водилось интересное звание и одновременно должность — главный сержант армии США. Таковой имелся в единственном экземпляре на всю армию, представлял перед командованием всех сержантов (а их у американцев без малого половина личного состава), и вообще выступал как главный ходатай по их делам и защитник их интересов. Вот я и хотел ввести нечто подобное для писцов и дьяков. С феодалами-то проще — вот тебе боярская дума, в чистом виде срез мнений и желаний. А канцеляристы наши и управленцы невидимы-неслышимы, так, шуршат по разрядам и приказам, на думе появляются изредка.
Андрей идею «набольшего дьяка всея княжества» просек и в росписи кое-где постарался неявно указать на себя, как первого кандидата. На это я как раз и рассчитывал — должна быть личная заинтересованность, иначе «сопротивление на местах» не преодолеть.
А вот второе дело…
— Юрий, тебе на учение не пора?
Старший княжич недовольно поджал губы — он любил сидеть вместе со мной в рабочей комнатке, недавно расширенной, чтобы вместить часть моих книжных сокровищ. В том числе новых книжек с картинками, только не для детей, а для взрослых. Нечто вроде наставлений по фортификации, травничеству, тот же «Домострой», сводки по странам, ну и азбука Шемякина, куда уж без нее.
А еще у меня в кабинете водились модельки, сделанные Збынеком и Кассиодором, красивые камушки, привезенные из разных мест, цветные стеклышки в окнах, через которые так интересно рассматривать Кремль, а также многое прочее, столь привлекательное для мальчика девяти лет. Потому выпереть наследника порой бывало непросто.
— Юра… не пора? — повторил я сыну.
— Пора, пора, — от двери отбил мне поклон Илиодор, приставленный спас-андрониковским ректором наставник княжича.
— Нуу… — попытался отбояриться Юрка.
— Баранки гну, ступай, сам знаешь, коли князь порядок не блюдет, то и подданные не будут.
Сын еще раз вздохнул, сгреб свое хозяйство и вышел, не забыв поклониться. Так-то я старался, чтобы он имел возможность наблюдать и впитывать мои управленческие приемы. Или даже участвовать в процессе — иногда детский взгляд, не замутненный амбициями, выгодами, закостеневшими отношениями бывал очень полезен. Ага, как мальчик, закричавший «А король-то голый!»
Но второе мое дело к Ярлыку слишком серьезное, да еще сопряженное со словом. А поскольку я государь, то дело и слово тоже государевы.
Дождавшись, когда за Илиодором и наследником закроется дверь, я повернулся к Ярлыку. Он оглаживал знаменитую на всю Москву бороду с проседью, волосок к волоску, ухоженную и тщательно подстриженную. Не иначе, чаял монарших милостей, надеяться на которые ему позволяла законченная работа.