Отличная баня, а еще трофеи охотничьи в палате развешаны, шкуры волчьи да медвежьи, головы кабанов, туров и прочих зверюг. В такую баню не стыдно пригласить хоть из правительства людей, хоть из администрации президента, разве что освещение только свечное, но это на аутентику списать можно.
У кирпичной печки возился самолично отче Ипатий, подкидывая дровишки за чугунную дверцу. Он разогнулся, без малого уперся макушкой в тесины потолка и прогудел:
— По здорову ли, княже!
— Здоров, здоров… — и отошел в сторонку, давая Волку обняться с приятелем.
— Все готово, коли желаете, можно первый жар поймать.
Сунул нос в парилку и тут же выскочил обратно — этот прохиндей натопил так, что чуть глаза не полопались. И почему-то показалось, что там гуляет слабый хвойный аромат, хотя как раз парилку положено делать из ольхи или осины.
— Так мы кусочек намерено кедром пустили, как раз для запаха, — объяснил Шемяка, тоже сунулся было в парилку и тоже выскочил обратно: — Ипатий, твою мать! Сожжешь князей к хренам!
— Так обождите, — рассудительно посоветовал юрод. — Жар малость уляжется, а мы пока с Волком похлещемся.
И эта парочка нырнуло в адское горнило, откуда тут же донесся здоровой гогот, шлепки веников, мычание да охи.
В палату незаметно проскользнул Никифор Вяземский, а следом мой потешник из скоморохов Ремез и тихонечко устроились за столом, делая вид, что их тут нет.
— А-а-а-а! — вылетел из парилки Волк и, распространяя вокруг волну жара, выскочил через предбанник прямо на улицу, где рухнул в сугроб.
Над сугробом мгновенно поднялся столб пара, рядом бухнулся блаженно стонущий Ипатий. Они сделали еще один заход, затащив с собой Ремеза, отчаянно вопившего, когда его хлестали в два веника, а потом выбрались в палату и уселись с благостными рожами.
— Ну что, пошли мы? — Шемяка нахлобучил войлочный колпак, рукавицы и прихватил из кадки распаренный дубовый веник.
— Никифор, поддай!
Вяземский зачерпнул ковшом и плеснул издалека, чтобы не попасть под струю. Смешанная с квасом и мятой вода дала чумовую волну, ударившую в лицо, в стену, в спину…
Когда после третьего захода мы закончили париться, Волка, Ипатия и Ремеза в бане не оказалось. Наверняка отправились в загул, дай бог, чтобы город не спалили. Так и представляю, как эти трое веселятся под песни и похабные частушки скомороха — мужики вокруг ржут, как кони, девки и бабы демонстративно затыкают уши, а сами все равно слушают…
— Ох, хорошо… Вся скверна вышла, — растекся главный сыскарь.
Мы устроились за столом, завернувшись в льняные простыни, и потихоньку потягивали пиво, под которое Дима выставил самолично пойманную и засоленную до состояния воблы рыбу.
— Казимира короновали, — отдышавшись, начал серьезный разговор Никифор.
Три года тому назад старший брат Казимира Ягайловича польский король Владислав ввязался в «крестовый поход против турок» и весьма эпично погиб под Варной. И все три года польская и не перешедшая к нам литовская знать интриговали за королевский трон. Не без нашей, надо сказать, помощи. Партия Казимира за это время ухитрилась схарчить Михаила Жигмонтовича и посадить Казика на престол в сильно обгрызенном Великом княжестве Литовском. Но против его избрания королем упирались не только имевшие собственный интерес польские магнаты, в том числе происходившие из Пястов, но и литовские князья-бояре, как ни странно. Впрочем, почему странно — они вполне резонно опасались, что при едином правителе Польша быстро проглотит остатки Литвы.
— Что, уговорил Казимир литвинов? — потребовал я деталей.
— Да, ценой привилея, — Никифор повернулся к стене, подтянул суму и выудил из нее грамотку.
Мы с Димой чуть не стукнулись лбами над текстом «Общеземского привилея». Ага, уравнение в правах польской и литовской шляхты, гарантия независимости Литвы, пожалования землей только уроженцам Литвы, должности и звания тоже…
— Ну, лет на десять поглощение замедлит, если мы к тому времени все не отберем, — хохотнул Дима.
А я полез читать дальше и аж присвистнул — запрет принимать беглых холопов, запрет переходов от одного владельца к другому, это же натуральное крепостное право, насколько я помню.
— Варшава сей привилей признала, а от Гродненского отказалась, — дополнил Никифор. — Но так мыслю, долго паны не удержатся, подминать полезут. Кардинал Стшемпинский за то стоит. А еще от Казимира будет к великим князьям о мире послано. Сейм условия утвердил.
— И какие же? — хором спросили мы.