— Чья сегодня земля, тот ее и держит.
Ага, то есть признание всех Диминых завоеваний.
— Новгород и землю новгородскую за великими князьями на веки вечные признают.
— С чего это они добрые такие? — повернулся ко мне Шемяка.
— Ну, им теперь до Новгорода десять верст и все лесом, так чего бы не отказаться. А вот что они взамен захотят…
— Вестимо, — продолжил Никифор, — великим князьям противников круля ни в Литве, ни в Польше не прельщать.
Тут мы посмеялись втроем — ага, нашли дураков. Мы, конечно, им дровишек подкинем, но поляки при их уже проявившихся склонностях вполне себя замучают сами.
— Кто в Польше боле влияния имеет?
Никифор начал отвечать как по писаному:
— Перво кардинал Стшемпинский. Канцлер великий коронный Ян Концепольский. Ярема Оссолинский. С Казимиром его сторонники из Литвы приехали, Василий Острожский прозваньем Красный да Михал Кезгайло, сын каштеляна виленского.
— А кто в Литве остался?
— Братья Корибуты, Юрий князь Несвицкий да Василий князь Збаражский, маршалок великий Петр Монтигердович, но он стар вельми. А ежели кому прелестные письма слать, так боярину Радзивилу Остиковичу, маршалку надворному. Сей муж великого честолюбия, родом величается и даже на престол метил.
Если он родственник тому, про которого писал Сенкевич, то веселенькая семейка у Радзивиллов получается, прямо как наши Шуйские, не к ночи будь помянуты.
Ну вот и тот вопрос, ради которого я тащился в Смоленск — подписываем мир с Казиком или нет? Так-то прибрать остатки Литвы куда как заманчиво, да нам бы сперва нахапанное переварить. А с другой стороны… А с третьей…
Решили — подписываем. Пауза для приведения государства в приличное состояние, накопления казны и ресурсов. А чтобы полякам жизнь медом не казалась, формируем нашу «пятую колонну». Мы еще пообсуждали вероятных кандидатов в нее, а потом Никифор накинул свою рясу, взял суму и посох, перекосился и уковылял. И остались мы над пивом и рыбкой вдвоем.
— Сейчас отужинаем, у меня поварня роскошный лагман делает.
— Поварня? Стряпуха?
— Не так сказал. На поварне. Мужик. Сам понимаешь, лагман сварить или там баню истопить женщины тоже могут, но не так.
— Попробуем, попробуем. Ты, кстати, когда на Москву?
— Так у тебя там жить негде, — усмехнулся Дима.
— Э, нет, братец! — я поводил указательным пальцем. — Достроили твой терем, еще прежде моего.
— А Кремль? — удивился Шемяка.
— Стены со стороны торга полностью подняли, сейчас башни заканчивают. Стены вдоль Неглинки наполовину, а за москворецкую сторону еще не брались. Но все просевшие и оплывшие места поменяли. Случись чего, Кремль против прежнего куда сильней, а еще Спас-Андроник.
— А зубцы на стенах какие?
— Как положено, ласточкин хвост.
— Сами додумались?
— Не, я приказал. Нарисовал и мастерам отдал, — хлебнул я малинового кваса.
— И что, сразу так взяли и сделали? Они же все упрямые, как…
— Ага, но я схитрил. Сказал, что такие делают все, кто против папы.
Где-то я слышал историю, что характерный кремлевский зубец унаследован от итальянских гибеллинов, и этот довод сработал.
— А предполье? — не унимался Дима.
— После пожара Торг сильно расширили, в Занеглименье запретил строить ближе полутораста саженей.
Шемяка прикинул и кивнул — подходяще, будет куда бастионы вкарячить, когда до них дело дойдет.
Пока он там считал, заведя глаза к потолку, я придвинул принесенную с собой шкатулку, открыл и выдал ему золотой обруч с чеканкой, сапфирами и бирюзой в оправах. Над лобной частью играл веселыми бликами и пускал искры прозрачный граненый камень.
— Брюлик? — ахнул Дима.
— Не, пока горный хрусталь. Алмазы точат, но пока хорошей игры не выходит.
Дима примерил обруч — венец лег идеально, не промахнулись златокузнецы.
— Хорош, хорош…
— Хочу с ним одну аферу провернуть, — и я зашептал крестному брату на ухо, не доверяя даже проверенным стражам за дверью.
Дима ржал, как подорванный:
— Вот же банкирское отродье!
Отсмеявшись, он налил себе из корчаги еще пива и отломил соленую рыбью спинку.
— Эх, жаль, таранки или воблочки нет…
— Ничего, дойдем до Астрахани и Азова, будет!
Глава 4
Монастырь особого назначения
Стольник государев Илюха Головня привстал в стременах и оглядел обоз — снова он шел зимней дорогой на полуночь, да только на сей раз у него как бы не полтысячи людей под рукой. Вспомнить, как они тут три года тому двумя десятками саней пробивались, да сравнить — дух захватывает, как взлетел! Да только государь великий князь Василий Васильевич и награждает зело, и нагружает зело, а коли волю его не исполнишь, так и наказывает зело.