Вот я и выбирался понемногу — действительно, двадцать лет трудов, что теперь, пустить все прахом? Вон, города здешние раз за разом после набегов и пожаров отстраивают, деревни после мора и чумы заселяются вновь, пахари запустевшие пажити поднимают. Люди упрямо трудятся, а я разнюнился?
В конце концов, Дима бы этого не одобрил. Удар надо держать, кто на ногах устоит при прочих равных, тот и побеждает.
Тем паче, Земской собор никто не отменял, и выборные съезжались в Москву. Человек пятьдесят недосчитались — полегли на Каширке, а новых вытребовать из уездов мы не успевали. Народу под четыре сотни собралось, слабо порадовался, что вовремя псковичи мне Грановитую палату достроили, а то куда бы такую толпу вмещать? Но проблем все равно куча вылезла, чуть не рехнулся. Где жить? Как кормить? Как, извините, отхожие места устроить? Это в специально спроектированном Кремлевском дворце съездов все продумано было от гардероба до буфета, а у нас даже традиции подобных сборов нет, приходится все на ходу создавать.
Кроме наших приехали и «международные наблюдатели». Если касимовских такими можно считать весьма условно, то казанских вполне — Мустафа, хоть и под нами ходит, владетель самостоятельный. А уж делегацию Ордена тем более.
Пока собирались, размещались, специально назначенные подьячие водили экскурсии — показывали новый каменный мост, Соляной и Хамовный дворы, водобойные колеса на Неглинной и Яузе, Спас-Андрониковскую школу, о которой вся страна знала, кирпичные церкви и палаты… Дивились выборные на богатый и разухабистый Торг, где из рук в руки переходили сотни пудов зерна и круп, муки и толокна, масла и сыров, десятки бочек с икрой и рыбой, связки мехов, поставы сукна, горы шорного и сапожного товара и железо, железо, железо!
Но больше всего делегатов поражал городок вокруг Спас-Андроника «со многие механы и чудеса». На Пушечный и Зелейный дворы никого, разумеется, не пускали, зато устраивали показы на Воронцовом поле.
Не то, чтобы лучшие люди со всех уездов обо всем этом не знали или вдруг не ни разу не видели, но когда все вставало перед глазами разом, эффект получался значительный. В дело шло все — даже кормили участников собора не просто так, а с прицелом. Суп на каливке, нечто вроде удачно припомненного немецкого айнтопфа, сыры кислые и сметанные, тот же студень, сельди безжаберного посола, наливки, пироги разные — пусть проникаются и ратуют за внедрение, когда по домам разъедутся.
Заодно в этих подготовительных днях черные люди, посадские, клирики, бояре и дети боярские малость попривыкли, что придется в одной палате сидеть. Новгородцам-то не впервой, у них и посадские, и рассеянные ныне по стране «золотые пояса» к такому сызмальства привычны, а вот остальным это в новинку и против шерсти. Ничего, бог даст, будут и мужики-своеземцы заседать, на страх князьям.
Как и любое официальное мероприятие, Земской собор открылся общим молебном. Выборные из далеких уездов порой глазели на недавние росписи или вздрагивали, вдруг осознавая, что службу ведет сам митрополит, синклит же московский держался степенно и достойно.
В первый день собора выяснилось, что понятия «регламент» тут не существует, а уповать на здравый смысл участников нельзя — высказаться хотели все, натуральный Съезд народных депутатов. Пришлось немедля призывать в помощь Андрею Ярлыку еще дьяков, писцов и подьячих, зарядив Верешу на составление списка ораторов. То есть с обеда вывешивали вопросы, которые будем обсуждать завтра, чтобы каждый мог застолбить свое выступление.
Вторым серьезным нововведением стали песочные часы — желающих много, так что кратенько, на десять минут, не более, за исключением главных докладчиков. Но все равно, приходилось многих обрывать — токовали, как тетерева, ничего вокруг не видя.
Еще выяснилось, что по каждому вопросу готов выступать отче Варсонофий, сухонький и кривоносый монашек с Белозера. Правда, все его выступления были довольно кратки и сводились к одному пункту — надо срочно печатать «Толковую палею», своего рода богослужебный справочник для мирян, с приложением полемики противу латинян, а не то худо будет.
Первый раз, когда обсуждали укрепление Берега, его послушали с недоумением, второй с неудовольствием, на третий начали шикать, но потом попривыкли.