— А ну пшел.
Напомнив сквозь зубы слуге, позабывшему всё на свете при виде такой диковинки, его место (ишь что вздумал, рожу свою в зеркало совать!), родовитый шляхтич хватанул ладонью воздух рядом с левым бедром в поисках сабельной рукояти — и тут же вспомнил, что верная карабель осталась в руках дворцовой стражи. С некоторым трудом оторвавшись от своего изображения, достойный представитель рода Ходкевичей продолжил путь, успев подметить понимающую усмешку провожатого.
— Радный пан Юрий Ходкевич к государю-наследнику!..
Неторопливо проговаривая все положенные слова приветствия, мужчина откровенно разглядывал хозяина покоев, сразу же отметив для себя, что в одном слухи точно не врали — наследник престола московского был очень красив. Даже слишком красив! Нежная кожа лица и рук, аккуратно расчёсанная грива серебряных волос, ровные, и явно УХОЖЕННЫЕ ногти... Ха, да если бы не мужские одежды, царевича можно было бы перепутать и с царевной!..
— Нравлюсь?
Опомнившись и растерянно кашлянув от насмешливо-высокомерного вопроса, радный пан легко поклонился, скрывая тем самым возникшую неловкость — а затем и вовсе ненадолго отвернулся, подзывая одного из дворцовых служек (интересно, а куда делись его слуги?!..) с блюдом, на котором лежал первый дар:
— Сие чудо, государь-наследник, родилось в испанском Толедо, и проделало немалый путь...
Взяв в руки затейливо изукрашенный пояс, он слегка напоказ надавил на один из рубинов рядом с пряжкой довольно несуразного (и потёртого) вида.
Щелк!
И в руках литовского вельможи оказался уже и не пояс, а тяжёлая шпага в богатых ножнах. Наполовину вытянув клинок, блеснувший золотистыми коленцами булата (и подметив краем глаза, как к нему тотчас подшагнула дворцовая стража) он с небрежной гордостью добавил:
— С равной лёгкостью рубит и шелковый плат, и добрую кольчугу.
Вернув шпагу-пояс на блюдо, Юрий Александрович с немалым огорчением увидел, что его дар совсем не заинтересовал тринадцатилетнего царевича. Неужели в нем нет извечной мужской тяги к красивому оружию? К тому же немалой редкости, и возрастом едва ли не в сотню лет! Впрочем, никак не выразив охватившее его разочарование, стольник и кравчий великий литовский подозвал к себе второго служку с блюдом:
— Позвольте также поднести вам несколько книг.
Вот теперь магнат подметил все признаки явного интереса, отчего тут же слегка приободрился и продолжил вещать:
— Первая и вторая есть древние исторические хроники, третью же сравнительно недавно написал Сигизмунд Герберштейн...
— Как же. Довольно забавное произведение, эти его "Записки о Московии".
Замолчав, но ничуть не обидевшись на то, что его перебили, глава великого посольства проследил, как лежащие на блюдах книги уплывают по направлению к хозяину покоев. У которого сквозь высокомерное равнодушие явственно проступил лёгкий интерес — а значит, гость всё делает более чем правильно!..
— Сочинение декана капитула собора святого Вита в Праге, Козьмы Пражского, поименованное "Чешскими хрониками". Год тысяча сто девятнадцатый от рождества Христова.
Бережно вернув первый из трёх потрёпанных томов на блюдо, красивый юноша взял следующий исторический труд (тоже, кстати, представленный тремя книгами, причём заметно большего размера):
— "Хроники и деяния князей и правителей польских". Составлено скромным бенедиктинским монахом Галлом в году от рождества Христова одна тысяча сто двенадцатом.
Ещё один слух о царевиче получил своё подтверждение, ибо современную латынь знали многие (собственно, почти вся шляхта Великого княжества Литовского и немалая часть русских бояр), а вот бегло читать на старой латыни удавалось только монастырским монахам — да и то, далеко не всем. Тем временем, небрежно повертев в руках творение австрийского барона и дипломата фон Герберштейна, наследник отчего-то сильно им заинтересовался:
— Кто выбирал эти инкунабулы?
— Я сам, государь-наследник.
Одним лишь взглядом услав вон служек и двух из четырех стражей, царевич медленно пролистал "Записки о Московии".
— Хороший выбор... Хм, несколько страниц слиплось. Видимо, кто-то пил пиво во время чтения?
В первый раз за всё время аудиенции улыбнувшись, юноша жестом предложил гостю приблизиться и сесть — одновременно с этим начав листать "Чешские хроники".
— Опять эти страницы!..
Вновь улыбнувшись, тринадцатилетний любитель книг спокойно попросил:
— Радный пан, вы мне не поможете?