Недоумевая от такой прихоти, Юрий Ходкевич бережно разделил пожелтевшие от времени пергаментные листы. Кстати, последние такой разлуке заметно упрямились, и чтобы не порвать тонкие страницы, ему пришлось пару-тройку раз лизнуть кончики пальцев языком — чтобы те не скользили по гладкой велени.
— Благодарю.
Отложив книги в сторону, царственный юноша едва заметно улыбнулся — и литовский дипломат тут же использовал благоприятный момент:
— Государь-наследник, могу ли я спросить вас?.. Какими вы видите отношения меж царством Московским и Великим княжеством Литовским?
В двери неслышно проскользнула молодая и довольно красивая служанка, поставившая на стол кубки удивительно прозрачного стекла на витой золотой ножке — после чего наполнила один из них вином, а второй фруктовой водой.
— Отношения меж нашими государствами определяет мой отец, великий государь Иоанн Васильевич, и Дума Боярская — я же пока не завёл на этот счёт своего мнения.
Незаметно потерев внезапно зазудевшую внутреннюю сторону ладони и ничуть не разочаровавшись столь расплывчатым ответом, магнат продолжил свой напор:
— Но вы ведь понимаете, что даже худой мир лучше доброй ссоры?
В ответ царевич лишь согласно кивнул, продолжая внимательно смотреть на гостя невозможно-яркими синими глазами. Кстати, подтверждая тем самым ещё один слух.
— А вы не знаете, что именно думает великий князь... О целях нашего посольства?
Ладонь у мужчины зудеть перестала — зато внезапно начало покалывать в висках.
— Знаю.
Сказано это было легко — и вместе с этим так, что каштелян трокский невольно выпрямился, чувствуя, что узнает сейчас что-то важное.
— И что же он... Решит?
Отпив из своего кубка, будущий государь чуть-чуть тряхнул головой, убирая с глаз одинокую прядь:
— От вас зависит, радный пан.
— Простите, государь-наследник, не понял. Как это?
Отставив питьё прочь, синеглазый юноша вновь едва заметно улыбнулся, но заговорил совсем о другом:
— В своё время на землях Востока придумали довольно занятный способ устранения неугодных. Бралась рукопись, желательно редкая, и яд определённого вида. Затем этой отравой пропитывалось несколько страниц — не больше дюжины, и желательно так, чтобы они слиплись. После чего инкунабулу подносили в дар, и новый хозяин, пытаясь её прочесть, волей-неволей касался своей смерти, добровольно принимая её внутрь — когда смачивал слюной кончики пальцев... Чувствуете, как яд распространяется по вашим жилам? Занятное ощущение, не правда ли? Впрочем, я продолжу. Познакомившись с этими милыми восточными традициями во время крестовых походов за освобождение Гроба Господня, монахи католических орденов, а так же некоторые итальянские и испанские аристократы внимательно их изучили. А со временем начали потихонечку использовать. Слушая размеренный, и вместе с тем благожелательный голос хозяина покоев, Юрий Ходкевич поначалу подумал, что над ним жестоко шутят.
— Впрочем, кто-то и не потихоньку — например, Родриго из рода Борджиа, избранный в своё время Папой Римским под именем Александра Шестого...
Однако в том, что всё всерьёз, его убедило собственное тело. Нарастающий жар во рту, как будто он по ошибке съел добрую меру жгучего перца; усиливающаяся слабость и лёгкое головокружение; покрасневшие и начавшие опухать пальцы. Те самые пальцы, которыми он листал слипшиеся пергаментные страницы!..
— Это лишнее.
Оглянувшись, глава великого посольства против своей воли слегка дёрнулся — потому что дворцовая стража как раз неслышно отходила назад, убирая боевые ножи.
— Радный пан, я слабо разбираюсь в законах и установлениях Великого княжества Литовского и королевства Польского. Вы не подскажете, как у вас казнят отравителей, посягнувших на жизнь государя или его наследника?
Попытавшись встать, дабы с честью ответить на прямое обвинение, родовитый шляхтич вдруг понял, что не чувствует ног. Совсем. Вдобавок, виски и лоб вдруг резко пробило испариной.
— Государь-наследник.
Слава богу, руки его пока слушались, хотя уже едва заметно дрожали — приложив ладонь к сердцу, мужчина неловко поклонился.
— Клянусь всем, что у меня есть, я не знал...
Против своей воли Юрий Александрович поперхнулся — потому что необыкновенно яркие глаза царственного юноши вдруг засияли белым светом, превращая его в подлинного ангела. Ангела Смерти!..
— Что же ты замолчал? Говори, я слушаю тебя.
— Призываю в свидетели Бога — я невиновен!!!
Сиявший небесным огнём взгляд резко утратил свою силу.
— Он тебя не слышит... Как, впрочем, и любого из католиков.