Глава 1
— Прочь с дороги!..
Воротная стража Тверского кремля, откровенно скучавшая и слегка потевшая в прикрытом сверху промасленными кожушками доспешном железе, резко встрепенулась и напряглась, вслушиваясь в редкие повелительные окрики и дробный топот копыт. И тут же расслабилась, ещё издали распознав в троице запылённых всадников царских гонцов — вернее, одного гонца и двоих его охранников. На полном ходу пролетев воротную арку, посланцы великого государя одним своим появлением переполошили тверских бояр и служивый люд, тут же начавший подтягиваться к усталой троице — но удовлетворить своё любопытство им так и не удалось, так как гонец, узнав об отсутствии в городе государя-наследника, ждать его в кремле не пожелал.
— Ишь!.. Похоже, дурные вести привёз. Никак крымчаки большой ордой пожаловали? Али литвины зашевелились?.. А, старшой?
Десятник воротной стражи отошёл подальше в тенёк и лениво перекрестился:
— Типун тебе на язык, дурило. Или саблей помахать невтерпёж? Так я тебя на седьмицу к постельничим сторожам могу пристроить — им лишнее чучело только в радость.
Моментально спав с лица, служилый рьяно замотал головой в отрицании. Потому что семь дней, с утра и до позднего вечера, заниматься воинским учением с постельничими — означало помимо своего желания приобрести великое множество шишек и синяков, оставшихся от пропущенных ударов. Сабельных, копейных, кулачных. Постельничим-то хорошо, их сам государь-наследник в случае нужды целит, ему же такое счастье даже и близко не светит...
— Вот то-то же. А тебе чего?
Подобравшийся к десятнику подчинённый, по молодости лет даже ещё не имеющий нормальной бороды с усами, что-то тихо спросил.
— Ну, положим, могу. И?..
Выслушав новый вопрос, а вернее даже настоятельную просьбу, старшой воротной стражи удивлённо покачал головой:
— Ещё один дурило...
Меж тем, гонец с сопровождающими добрался до указанного ему места, ещё издали заметив редкую цепь воинов в черных кафтанах — а чуть попозже и яркое пятно белоснежных одеяний государя-наследника Димитрия Иоанновича. Приблизившись к внешнему кругу охраны, троица послушно остановилась при виде вскинутой руки сотника, а потом и вовсе спешилась:
— Доброго здоровьичка, Пётр Лукич!..
— И тебе, Сергий, не хворать. С чем пожаловали?
Достав из поясного кошеля небольшой тул, посланник повернул десницу так, чтобы было хорошо видно тяжёлую печать алого сургуча. Моментально опознав оттиск личного перстня-печатки великого государя, сотник в ответ тут же низко поклонился — но освободить дорогу даже и не подумал. Впрочем, у него на то были весьма веские основания:
— Димитрий Иванович в полуденной молитве.
Это гонец уже заметил и сам — тринадцатилетний царственный отрок застыл на специально расстеленном для него коврике живой статуей, и только лёгкий ветерок время от времени шевелил тяжёлые пряди его серебряных волос. Чуть-чуть ссутулившись и преисполнившись терпеливого ожидания, посланник из Москвы понятливо кивнул и отошёл в сторонку, с умеренным любопытством оглядываясь по сторонам. А заодно пытаясь понять — отчего это старший из царевичей возжелал помолиться в чистом поле?.. Почти чистом: саженях в тридцати на восход посверкивал переливами свежей воды небольшой ручей, берущий своё начало в светлой берёзовой рощице — а на закат везде, куда доставал взгляд, виднелись потемневшие от времени пеньки и низенькая лесная поросль. Сам же наследник преклонил колени в середине удивительно сочного и яркого пятна густой травы, границы которого, между прочим, на диво точно указывали дремучие заросли сразу двух кустарников — боярышника и берсени. Причём, и это было первой странностью, они друг с другом не перемешивались, а росли этакими полукружьями, оставляя узкие проходы с двух сторон. А вторая странность заключалась в размерах и количестве колючек, торчащих во все стороны на тонких гибких ветках и побегах — их было так много, что создавалось впечатление этакого растительного "ёжика". Удивлённо хмыкнув, Сергий совсем было собрался обратиться за разъяснениями к сотнику — как его взгляд зацепился за стоящего в спокойном ожидании торгового гостя, чье имя в последнее время было сильно на слуху в стольной Москве. Многие завидовали Тимофею Викентьеву, богачеству его, удаче да оборотистости — а более всего тому, что он первый нашёл верную тропку к сердцу властного и молчаливого государя-наследника, раз за разом кланяясь ему дорогими либерейными редкостями. Некоторые, прикинув количество серебра, что потратил на это дело купец, исходили завистливой жёлчью — а другие, те что поумнее, чесали в затылках да искали его дружбы ну или хотя бы приязни. Потому что водилось у Тимофея одно из тех драгоценнейших колец, что давали возможность своему владельцу напрямую обратиться к осиянному великой благодатью целителю. И не просто обратиться, а с надеждой на излечение от чуть ли не смертельных хворей!.. Первое ходило лишь среди именитой знати, второе передавали меж детей боярских и мелких служилых дворян. Третье принадлежало сословию торговому, четвертое — духовенству, а пятое могло оказаться на пальце любого черносошного крестьянина... Ну, или какого посадского или городского ремесленника. Причём все знали — любой, пытавшийся нажиться на людском горе и нужде, будет лишён янтарного колечка. Можно было лишь передать его в дар, но никак не продать, или обменять на что-то ценное, либо каким иным способом потешить свою корысть. Исключение же из этого правила было только одно — хитроумный купец своими постоянными подношениями так задобрил старшего из царевичей, что тот время от времени награждал его кольцами тёмного янтаря, являвшимися, если можно так выразиться, дарами разового действия. То есть носящий его мог рассчитывать на исцеление — но кольца при этом лишался. Вспомнив некоторые слухи насчёт того, сколько именно серебра гость торговый просит с желающих приобрести кольцо, гонец кинул на любителя книг неприязненный взгляд и демонстративно сплюнул. На людской беде наживается!.. Этому сребролюбцу о душе бы подумать, а он вместо того вовсю канатные и ткацкие мастерские ставит, да иных купцов гостиной сотни щемит нещадно, продавая парусину чуть ли не дешевле конопли, из коей она и соткана...