— Всё плохо, все умрут, хе-хе...
Проигнорировав тихий шепоток-насмешку, Хворостинин продолжил отвечать:
— Пока мы бьём литвинов, к землям Ливонским присматриваются соседние державы. И если Швеция с Данией заняты длящейся меж ними войной, то королевству Польскому ничего не мешает двинуть свои полки на нас. А под такое дело и крымчаки пожалуют — поди, Жигимот найдёт, чем хана на большой набег сподвигнуть.
— Верно! Мы и сами так делали, когда Казань да Астрахань воевали!
Бумц!
В боярских рядах вновь воцарилась тишина.
— Слово моё таково: заедино с Великим княжеством повоевать всю Ливонию, да миром её и разделить. Одна выгода получится — шведов в море скинем, с датчанами отношения улучшим, а если Жигимонт Август что недоброе удумает, так против того литовская шляхта встанет, из боязни потерять новые земли. А даже если и не встанет — с одной державой воевать куда как сподручнее, нежели супротив четырех. Я за мир, великий государь!
Вновь поклонившись своему повелителю и его наследнику, воевода Хворостинин сел обратно на скамью — а Иоанн Васильевич, с некоторой рассеянностью поглядывая на бояр, ненадолго задумался. Затем кивнул, словно бы с чем-то соглашаясь, и вызвал следующего оратора:
— Князь Михаил Иванович Воротынский. Что скажешь?
Без особой спешки вздев себя на ноги, родовитый боярин отвесил аккуратный поклон царю и его наследнику, после чего повернулся к собратьям по думской скамье. Им кланяться не стал (вот ещё!), вместо этого степенно огладив начинающую седеть бороду и усы.
— Вот тут говорят, что надобно воевать. Дело хорошее, не спорю. Землица там неплохая, да и добыча... Кхм. Только у меня два вопроса. Первое — откуда взять новых воев, взамен пораненных и убитых? Тульские, рязанские да и прочие порубежные помещики с ранней весны и до поздней осени супротив ногаев и крымчаков заслон держат. Да в степь дозорами ходят, да строительство новых засечных черт охраняют. Поверстать их Ливонию воевать?.. Можно. Только степные людоловы сразу о том проведают — а они в последнее время меньше чем в три-пять тысяч сабель в набеги и вовсе не ходят. Отучили мы их, с божьей помощью, считанными сотнями-то налетать.
Великий князь на это заявление благосклонно кивнул, и один из основных авторов нового Устава о станичной и порубежной службе тут же огляделся по сторонам — все ли то видели?
— И второй вопрос. Чтобы дальше с Литвой воевать, серебро надобно. Сами ведаете, в казне ныне пустовато. Амбары хлебные по городам строим? Строим!.. Избы лекарские и аптечные, опять же. Сразу три засечных черты, да к ним две дюжины малых крепостиц, да четыре городка. В Сибири острожки ставим? Пушечный приказ на выделку орудий из тульского уклада переводим?
Михаил Иванович чуть помолчал.
— Нет, конечно, можно собрать новые полки из посошной рати — но толку с них супротив литовской и польской шляхты... Плетями разгонят. Так что воевать-то можно, да вот только не на что. Да и некому.
Оглядев как своих сторонников, так и несогласных с ним противников мира, старый князь слегка напоказ поманил к себе одного из думских писцов.
— Мыслю я, пора бы уже и замириться с Великим княжеством Литовским — хотя бы и ради другого, очень важного дела.
Приняв у писца тоненькую книжицу в невзрачном переплёте и небрежно покрутив ей перед боярами и окольничими, Воротынский прояснил своё заявление:
— Вот тут прописаны все набеги степняков, даже самые малые, а так же исчислен весь разор, что они учинили. Одних только душ православных в полон увели два раза по сто тысяч, да втрое больше посекли и стрелами побили, пока захватывали и на рабские рынки вели! Скотины домашней, рухляди, иного прочего... А сколько пожгли-попортили? Да если всё на серебро перевести, хватило бы по всей Москве копийками дороги замостить!.. По всей Руси у церквей купола вызолотить! Ров с валом и частоколом поперёк всего Крыма поставить!!!
Тряхнув книжицей в последний раз, Михаил Иванович бросил её обратно писцу и продолжил, не обращая внимания на поднявшийся шум:
— Вот с кем воевать надо, вот от кого беречься.
Следом за ударом посоха прозвучал и голос думского Головы:
— Тих-ха!
Ничуть не удивлённый (или хотя бы заинтересованный) непонятно откуда взявшимися подсчётами и росписями, царь внимательно оглядел две дюжины думных бояр и дворян, а поседевший на порубежной службе князь подвёл черту под своей речью: