Первая дорога, покрытая утрамбованным щебнем, связала Белую гору с Владимиром. Тут же, вдоль нее стали расти, как грибы после дождя трактиры, открытые моими отставниками. Заработав на службе килограммы серебра, они охотно вкладывались в придорожные заведения, так как я специальным указом снизил им налоги на 5 лет, в случае занятия предпринимательской деятельностью. Для всех трактиров выпустили свод правил, в которых указывалось требуемое качество еды и напитков, количество гостевых комнат, санитарные нормы. Так же при конюшне трактира всегда должны были находится несколько свежих лошадей на смену для гонцов. Содержание лошадок оплачивалось из казны. Это я перенял у монголов их ямскую службу.
В этом году посадил на коня своего старшего сына. На пацана, гордо вертящегося на спине смирной лошадки, с завистью смотрели два младших брата, Владимир и Мстислав. Их сестра, Анастасия, была еще слишком мала, поэтому вместо восхищения Иваном сосредоточенно пыталась сосать палец, устроившись на руках у беременной матери. После посажения на коня, я отдали Ивана в обучение Казимиру. Тот быстро избавит сына от иллюзий своей исключительности и научит мужскому ремеслу воина.
Месяц назад умер Дружина. Я был в городе, когда это произошло, так что успел с ним проститься.
- Олаф, - прошептал умирающий, когда я склонился над ним, - как оно дальше будет?
Он никогда не спрашивал меня об этом, только о событиях ближайших пяти - десяти лет. Я взял боярина за руку, склонился к его уху.
- Ну слушай, старый, - тихо сказал в ответ Кнутовичу и начал рассказывать.
Когда я закончил, он уже не дышал. Похоронили его под полом собора, рядом с Ильёй. Верею хотел забрать к себе старший брат, Семион Дружинович, но я настоял, чтобы она перебралась к нам, в замок. Анна с ней хорошо ладила, так что двум многодетным мамашам будет не скучно. Я-то постоянно в разъездах.
Сегодня, 17 августа, я сидел в плетеном из лозы кресле на террасе трактира «Рыжий швед», который горел уже три раза и все три раза упрямый средний сын Хрольфа, тиуна из Нового Листвина, отстраивал его заново, делая с каждым разом все краше и краше. Очень популярное местечко в городе. Напротив расположилась Александра Брячеславна, вдова Иуды-Александра. После сдачи Новгорода, ее выдали мне и теперь она жила в Белой Горе, под присмотром. Встретил ее, когда ехал к собору, она попросила о личном разговоре. Хотя я с ней и не общался, но все же сестра моей первой жены.
- Приезжай в замок, - предложил ей.
- Давай лучше здесь. Вот хотя бы у «Рыжего шведа».
Я подумал и согласился.
- Расскажи, как умер мой муж.
Тьфу ты!
- Ты же знаешь.
- Знаю. Но хочу услышать и от тебя.
- Зачем тебе это?
- Очень нужно. Расскажи.
- Хм. Ладно.
И я рассказал. В конце слезы непрерывно текли по красивому лицу Александры, но она продолжала слушать, не обращая на них внимания.
- Ты не мог оставить ему жизнь?
- Я доверял твоему мужу. Даже то, что ты вышла за него замуж, моя заслуга, отчасти.
- Да, Александр говорил мне.
- Перед походом на Батыя написал завещание в его пользу, - продолжил объяснять вдове. - Когда он приехал с отцом и попросили о помощи, не отказал, отправил к ним лучшие части, с лучшими людьми. А он хладнокровно предал и меня, и их, завел в засаду и сам, лично, убил одного из близких мне людей. А потом повел польские и венгерские войска на мои земли. Разорять, жечь, грабить, убивать и насиловать. Как Батый, которого он так уважал. Или боялся. Так что, нет, не мог. У него был шанс стать святым, но Александр выбрал путь Иуды. По делам и смерть.
Княгиня захлебнулась слезами и стала кашлять.
- Может дать тебе кваса? - спросил у нее.
Свояченица кивнула, я позвал слугу. Когда поворачивался к ней, увидел стремительно приближающееся к моей груди острие кинжала.