— Иван Николаевич, — с какой-то таинственностью прошептал он. — Иван Николаевич, вас хочет видеть Вера Семеновна Рученко…
— Что у нее? — не сводил глаз с Харчени Иван.
— Не знаю. Сказала — хочет видеть вас. И все.
Веру Семеновну Рученко Иван Дорошка знал мало.
Была она не здешняя, великолесская, а приезжая. Работала в школе, преподавала математику. По отзывам жены, Кати, и директора, Андрея Макаровича Сущени, это была скромная женщина, отлично знала свой предмет, умела его преподнести. Правда, не активистка, ни с кем не дружила, не участвовала в обсуждении никаких новостей, о себе ничего никому не рассказывала. Была, словом, вроде бы чем-то напугана. Все, что выходило за пределы математики, ее не касалось. У Веры Рученко почти взрослая дочь, учится в девятом классе. Больше ни Иван, ни в школе про Веру Рученко ничего не знали. Нет, знали еще одно: до нынешнего года Вера Семеновна жила в Минске. И вот месяца два тому назад оставила город, переехала жить и работать на Полесье, в Великий Лес.
— Гм, — оторвался от своих мыслей Иван. — Что ж, если хочет меня видеть, пусть войдет.
— А может… сказать, что вы заняты, пусть в другой раз зайдет? — осторожно спросил Харченя.
— Нет, Апанас, я тебе об этом говорил уже, запомни и наперед. Не может быть никаких неотложных дел, если пришел человек. Мы живем и работаем не ради чего-либо, а для людей. Потому первым делом наше внимание и должно отдаваться людям. Зови Веру Семеновну, пусть заходит…
Апанас Харченя выскользнул в дверь. И в ту же минуту в боковушку как-то очень осторожно, словно робея, вошла Вера Семеновна. Тщательно притворила за собой дверь.
— Добрый день вам, — произнесла она, как показалось Ивану, в смущении и потупила глаза.
Иван Дорошка поднялся из-за стола, жестом пригласил ее сесть на тяжелую самодельную табуретку, стоявшую посреди боковушки:
— Прошу вас…
Вера Семеновна не села, а как бы примостилась на краешке табуретки.
— Вот мы наконец с вами и встретились, — сказал Иван Дорошка, чтобы хоть что-то сказать, начать разговор.
— А что? — насторожилась, испуганно вскинула на Ивана ясные, голубые, хотя и с заметным оттенком печали глаза Вера Семеновна. — Вам… разве надо было со мною встретиться?
— Конечно, надо было, — добродушно улыбнулся Дорошка.
— Так чего же вы меня не вызвали? — еще больше насторожилась, даже как будто обозлилась Вера Семеновна, и белое, красивое лицо ее передернула гримаса боли. — Вам что… написали про меня?.. Прислали?..
В голосе Веры Семеновны послышалась слеза.
Тут уж смутился Иван Дорошка. «Что с нею? Она… будто ждет чего-то, боится?.. Ощетинившаяся, колючая…»
Вышел из-за стола, сказал:
— Я кое-что слышал о вас…
— Что же вы слышали? — прикусила тонкие губы Вера Семеновна. — И от кого?..
«Почему она так остро, нервно воспринимает каждое мое слово?» — подумал Иван.
— Хорошее о вас слышал… Только хорошее… От жены, Кати. Она в восторге от вас, от того, как вы держитесь с учениками, как излагаете предмет… А что я хотел встретиться, так это… вы должны понять. Вы приехали в наш Великий Лес, живете здесь, работаете с моею женой, а я вас так и не знаю, не встречались ни разу, не поговорили…
Странно, однако слова Ивана не успокоили женщину, а насторожили еще больше. Вера Семеновна как бы ушла в себя и некоторое время молчала, не отрывая от пола глаз.
— Я слышала, что вы сказали своему секретарю, — наконец произнесла она. — Мне понравились ваши слова: «Все для человека». Так давайте же человека и уважать…