— И у нас дела не лучше. Через Днепр переправилось на семь человек меньше, чем было вначале. Зато после уже никто нигде не отставал. Обмундировали нас и — в бой. С танками… А потом бои и бои. Многие из нашей команды погибли. Ну, а вот я, как видите, в плену. Сегодня в разведку послали, и угодил как ворона в суп… Да ничего, пускай только стемнеет… Убегу! — Последнее слово он прошептал на ухо Пилипу и только сейчас, должно быть, заметил, что голова у того в крови, что он ранен. — Что у вас? — спросил испуганно, показывая на голову.
— Сам не знаю.
— А ну, дайте-ка глянуть… — Присев на корточки, Капуцкий долго и внимательно осматривал рану. — Не помните, чем это вас?
— Может, прикладом?
— Возможно, рана не глубокая. Но промыть не мешало бы, йодом смазать, перевязать… Обождите…
И Капуцкий направился к пленным, которые то группками, то в одиночку сидели и лежали во дворе, обошел почти всех, пока не нашел перевязочный пакет. Вернулся к Пилипу, несколько минут обрабатывал чем-то едким рану, накладывал повязку.
— Так-то лучше будет, — сказал, когда закончил дело. — Н в тень ступайте, не лежите на солнце…
Пилип встал, прошел под яблоню, пристроился рядом с другими пленными. Но ни посидеть, ни полежать там долго не дали — вскоре во дворе появились вооруженные конвоиры, приказали пленным построиться, окружили их со всех сторон и спешно погнали по дороге на запад…
X
Приступать к исполнению своих обязанностей Апанас Харченя не спешил. Несколько дней после назначения его старостой вообще никуда не выходил из дому. Сидел в хате и все думал, как ему жить дальше и что делать. Да, честно говоря, он и не знал, не представлял себе, что значит староста, каковы его обязанности.
«А может, и не надо будет ничего делать? — еще надеялся на какое-то чудо Апанас. — А вдруг немцев прогонят, и все вообще обойдется…»
Крепко засела в голове и последняя встреча в лесу с Василем Кулагой, происшедший между ними разговор:
«Не думал Василь Тимофеевич, что немцы старостой меня назначат. И я тоже не думал… А вот видишь — назначили… Но дальше, дальше-то что?.. Простят, что я комсомолец, что в сельсовете работал… А если не простят, что будет?..»
Даже нечто вроде любопытства, пусть и смешанного с тревогой, поселилось в душе у Апанаса.
«В самом деле, простят или не простят мне немцы? Если не простят — ясно: схватят, в Ельники отвезут. Засадят в тюрьму, а то и расстреляют. А если простят, закроют на все глаза? Что тогда? Конечно, немцы станут от меня требовать службы. А Василь Кулага, Иван Дорошка?.. Как я им в глаза посмотрю, как оправдаюсь, когда свои вернутся?.. Тогда что?.. Это Василь Тимофеевич верно сказал: «Подумай, где твое место… Помни: никто никаких оправданий не примет, когда придет время отвечать…»
С матерью Апанас все эти дни почти не разговаривал. Да и что она могла ему посоветовать? Знай вздыхала, охала, глядя на сына, счастливая, что он дома, что хоть малость ест, поправляется после возвращения из беженства. Этим и старалась поддобриться — подсовывала кусок повкуснее, готовила то, что он любил, что раньше только по праздникам на стол подавала. И говорила время от времени, повторяла:
— Не бери, сынок, в голову все, что в мире деется.
Авось как-нибудь оно и обойдется, минует нас, не заденет…
«Если б оно так и было! Нет же — задевает, тащит в омут…»
Однажды, когда Ананас ужинал, зашел к ним Змитро Шламак — Рыжий. В кожухе, в зимней шапке, добротных яловых сапогах. С винтовкой за плечом. На рукаве — белая повязка.
— Вечер добрый в хату! — сказал с порога.
Апанас встал из-за стола, с тревогой подумал: «Что ему нужно от меня? Чего он пришел?»
А Рыжий, обивая сапоги от снега, говорил:
— Я прямо из Ельников, даже домой не заходил. Во, видишь, — показал он на винтовку и повязку. — Выдали. А то власть ли, нет — не понять…
Мать Апанаса первая спохватилась — предложила гостю раздеться, пригласила за стол.
— Охотно поужинаю, а то проголодался как собака. Нигде же ничто не работает, не зайдешь перекусить. Так целый день и мотался голодный. Стакан самогонки выпить и то проблема…
Но чувствовалось — эту проблему Рыжий все же успешно разрешил, выпил. И основательно выпил.
— Слава богу, новые друзья выручили, — снимая шапку и кожух и вешая их на гвоздь у порога, рассказывал Рыжий. — А то винтовку получил, повязку, а замочить… Нет, это никуда не годится, надо порядок наводить. Я так и сказал новым друзьям… — Заметно пошатываясь, Рыжий прошел к столу, сел на лавку. — А у вас что, — недовольно спросил, окинув стол глазами, — тоже нечего выпить?