«Что там теперь, как жена, дети, Василь Кулага, отец, Костик?..»
Хотя и понимал Иван, что задание ему поручено очень важное, что не каждому такое можно доверить, но где-то в глубине души словно и обиду затаил на Романа Платоновича Боговика. «Как будто на мне свет клином сошелся, не мог кого-нибудь другого подыскать, послать в Москву… Да еще в такое время… И там, в Великом Лесе, многое осталось недоделанным, да и жена же, Катя… Надо было хотя бы сказать ей, куда иду. А то ведь думать будет, переживать. И с этой школой… Как она поступит, какой выход найдет?.. Будь я поближе, зашел бы, что-нибудь посоветовал. А если что — в другое место перевез бы, чтоб никто не приставал, не вязался к ней. А так… Не придешь, не поговоришь, не утешишь. Одна она, Катя. Да и я один… Тоже не с кем ни поговорить, ни посоветоваться. Сколько суток иду — и все один и один… И сколько еще идти?.. Фронт все отдаляется и отдаляется, немцы наступают, а наши отходят.
И до каких же это пор, когда, наконец, наступит перелом в войне?..»
Нет, он, Иван, и теперь нисколечко не сомневался, что не кто-нибудь, а мы, советские люди, победим в этой войне, разобьем фашистов, вынудим бежать с нашей земли, хотя и нелегко это дастся. Вон сколько у них танков, орудий, самолетов… И какие!..
«Оружие, надо полагать, и у нас не хуже. А нет — сделаем! И выстоим, разобьем немцев. Не может быть, чтобы не разбили. Да и бьем, бьем, не отдаем без боя врагу ни пяди земли. Вон их сколько, танков, машин, пушек — покореженных, подбитых, обгорелых… Наших танков, машин, пушек среди этого лома меньше, чем вражеских. Значит, наши бьют более метко. Да и техника у нас, видно, получше».
Выйдя как-то под вечер из лесу, увидел Иван Дорошка возле стога сена человек семь-восемь красноармейцев. Они как раз отдыхали — кто сидел, кто лежал.
«Неужели своих догнал?» — подумал Иван и зашагал напрямик к стогу.
Красноармейцы приняли Ивана за местного жителя, сразу же начали расспрашивать, не знает ли он, где немцы, в каком направлении наступают. Иван не стал вводить их в заблуждение, признался, что он не местный.
— А кто же вы? — поднялся на ноги рослый командир с перевязанной левой рукой.
— Я? — Иван не знал, что и ответить. — Я на восток иду.
— Откуда идете? — спросил командир.
— Издалека, — неопределенно ответил Иван.
— А все-таки? — настаивал командир.
— Все-таки… Разве это так важно?
— Важно. Очень важно.
Иван поколебался — признаваться или нет?
— Из-за Днепра я.
— Значит, я не ошибся. Вы — Дорошка.
Иван остолбенел — откуда этот военный его знает? Но длилась его растерянность секунды.
— Заспицкий… Алексей?
— Иван…
Они бросились навстречу друг другу, обнялись.
— Как ты здесь очутился? — спрашивал Заспицкий у Ивана Дорошки.
— Надо, вот и очутился.
— А я сперва не поверил, что это ты… С братом твоим, Пилипом, не так давно расстались, а тут и ты…
— Как расстались? — даже отпрянул Иван.
Алексей Заспицкий смущенно потупился: надо же было проговориться, с первых слов все выдать…
— Да, понимаешь, на немцев мы напоролись. В бой вступили. А их — много. Отходить пришлось. Он остался прикрывать…
— И что дальше?
Заспицкий пожал плечами.
— Ни один из тех, кого оставляли, нас не догнал, — сказал он печально. — Или по другой дороге пошли, или… — Заспицкий снял пилотку, опустил голову.
— Понимаю, — тоже обнажил голову Иван и, помолчав, добавил: — Раньше до меня слухи доходили, будто его на переправе через Днепр землей засыпало…
— Было такое, рассказывал он… — признался Алексей Заспицкий. — Он же нас, вот как и ты, догнал… Мы остановились в деревне, воду пили у колодца, а он и подходит… Зачислили его в мой взвод и, скажу тебе, не ошиблись. Хорошо воевал. Правда же, хлопцы? — посмотрел он вокруг.
— Правда, — охотно подтвердили красноармейцы.
— А это родной брат Пилипа — Иван. Он у нас председателем сельсовета был, — рассказывал красноармейцам Алексей Заспицкий. — Ты давно из дому?
— Да уже порядочно. А что?
— Знать хочу, как там отец, мать, сестра…
— Не беспокойся, пока что у них все хорошо… Немцев еще, правда, там не было. А если что, угроза какая, — в лес уйдут. Отец-то у тебя, сам знаешь…
— Именно это меня и тревожит.
— Сейчас над каждым нависла опасность. Но будем надеяться на лучшее. Даже вот я… Ты мне сказал про Пилипа, а все равно надеюсь: не погиб он…