Город пал быстро, но не без борьбы, хотя потери латионцев, конечно же, не шли ни в какое сравнение с жертвами среди защитников города. То тут то там великий маг видел кучки несчастных оборванных людей, на некоторых из них была кровь. В основном, конечно, тут были женщины, судорожно прижимавшие к себе детей. Но были и мужчины, причём некоторые явно были из числа оборонявших город воинов.
Тяжело раненых среди жителей Пиннора уже не было – сразу после боя легионеры прирезали всех, чьи раны требовали хотя бы какого-то вмешательства со стороны медикусов – последние были заняты оказанием помощи латионцам, среди которых раненых оказалось почти две сотни. Ещё вчера в городе проживало не менее двух тысяч человек, сегодня их осталось едва ли полтысячи.
Не зря всё-таки Каладиуса частенько называли Губителем Народов. То, что происходило сейчас – было полностью его рук дело. Признаться, его величество король Латиона Бейгон Третий до конца не мог даже вникнуть – для чего посылать целых два легиона именно сюда, на это полупустынное побережье, находящееся так далеко от границ его королевства. Однако перечить своему первому министру и по совместительству главному придворному магу не стал. Наверное, ему и в голову бы не могло прийти сказать что-то наперекор Каладиусу. Он всегда был лишь послушной куклой, а сам великий маг – зловещим чревовещателем.
Недалёкому королю Бейгону было не понять, что империям во все времена нужны кровавые жертвы. И пусть Кидуанская империя давным-давно пала, но всегда можно создать новую. И Каладиус вовсе не желал становиться императором – к чему быть марионеткой, когда можно быть кукловодом? Быть правителем – слишком неблагодарное дело. Ты опутан множеством условностей. Соблюдай их все – и ты прослывёшь слабым. Нарушай их – и молва наречёт тебя тираном. Другое дело – первый министр. Всегда в тени, всегда чуть в стороне, одинаково недосягаемый и для ропота, и для фальшивого раболепия. Но именно с твоих слов пишут указы, которые после подпишет король. Но именно твои интересы встанут во главу угла, ибо интересы короля – это прежде всего интересы короны, а интересы министра – прежде всего его собственные интересы.
Его величество долго недоумевал – для чего было гнать два легиона в такую даль, когда можно было ограничиться нападками на приграничные территории, как это и бывало обычно. Но в том-то всё и дело, что Каладиус давно жаждал разрыва привычных схем, которые стали лишь пародией на войну. И Латион, и Шинтан давно уже поняли, что эти вечные дрязги невыгодны никому. Палатий никогда не станет частью Латиона, сколько бы последний не надувал щёки и не убеждал всех, что он является законным преемником Кидуанской империи. Давно пора уже было искать пути к примирению, и, похоже, по обеим сторонам границы это понимали уже практически все.
Но это шло вразрез с тем, чего хотел Каладиус, а потому война, казалось бы, уже сама-собой сошедшая на нет, внезапно разгорелась с новой силой, пусть даже и против воли сторон. И именно поэтому великий маг хотел нанести удар туда, где его никто и никогда не ждал. Латион и Палатий были похожи на двух бугаёв, лениво толкающихся локтями, сидя на одной лавке. Пора было одному из них нанести резкий, неожиданный, даже несколько нечестный удар прямо в печень. И вот Каладиус решил, что такой печенью станет северо-запад Палатия.
Залив Алиенти не представлял особой стратегической ценности, но всё же, обосновавшись там, армии Латиона смогли бы, действуя уже с двух сторон, отрезать всё западное побережье Палатия до самой Шайтры. А вот это было бы уже неплохим заделом на будущее. Каладиус не сомневался, что построить новую империю вполне возможно и даже необходимо. Латион, конечно, достаточно мощное государство, но для радикального решения вопроса с Саррассой этой мощи недостаточно. Лишь тогда, когда удастся вновь собрать воедино все земли Кидуанской империи, расколотой во времена Смутных дней, можно будет рассчитывать на определённый паритет.
Да, за могущество империи нужно платить кровью. Да, империи нужны жертвы. И эти несчастные дрожащие люди, с ужасом сбивающиеся в небольшие группки, и их менее счастливые сородичи, которых солдаты армии-победительницы стаскивали сейчас в крепостной ров, да и сами легионеры, своей кровью оплачивающие амбиции власть имущих – все они были необходимыми жертвами.
Каладиус смотрел на разрушение, творившееся вокруг, и не находил ни капли жалости в своём сердце. Если что и омрачало его мысли, так это опасение того, что он может умереть сейчас, когда под его руководством вершатся столь великие дела. Сделать так много для создания будущего величия своего государства, и не дожить до того, чтобы увидеть плоды трудов своих – это было бы слишком жестоко со стороны богов!