— Будь я проклят! — произнес, наконец, сербский князь. — Но, похоже, что сам мертвец поднялся из ада и готов сразиться с нами. Или у вашего Пильгрима есть брат-двойник. Вглядитесь в этого араба не белом скакуне, — обратился он к Агуциору. — Кого он вам напоминает?
— Сомнений быть не может, это — Пильгрим, — помедлив секунду, ответил тот.
— Да, — подтвердил граф Норфолк. — Только продавший душу и тело египетскому султану. И намерения у него самые серьезные.
Получив сигнал, сарацины издали громкий крик и пустили лошадей к речке, размахивая саблями. Часть из них помчалась по берегу, стремясь перейти речку вброд, а основная группа, вместе с Пильгримом сгрудилась возле мостика, по которому не могло разъехаться более двух всадников одновременно. Это обстоятельство было на пользу рыцарям. Гораджич, Норфолк и Агуциор заняли позицию с другого конца моста и, выставив вперед копья, стали отгонять пытавшихся прорваться арабов.
— Мы можем щекотать их так сколько угодно долго, — произнес Гораджич. — Но как быть с теми, которые ищут брод? Если они переправятся на наш берег и зайдут к нам со спины, то нам придется попотеть.
— А иного выхода нет, — сказал Агуциор. — Если мы двинемся с места, на хвостах наших коней повиснут египтяне, и нам уже не уйти.
Пильгрим также правильно оценил обстановку. Он послал еще часть своего отряда, на этот раз в противоположную сторону — вниз по реке, а сам остался с двадцатью всадниками. Теперь они не предпринимали больше попыток прорваться, а кружили возле того конца моста, подбадривая себя воинственными криками. Маневр был ясен: обойти рыцарей сзади силами двух групп, ищущих брод, и прижать их к реке.
— Эй, Пильгрим! Ты еще не сдох? — громко крикнул князь Гораджич. — Я узнал тебя! Мне было весело, когда я скакал на тебе верхом!
— Скоро тебе будет еще лучше! — выкрикнул в ответ Пильгрим. — Я посажу тебя на кол!
— Негодяй! — произнес Агуциор. — Как мне хочется задушить его голыми руками.
— Успокойтесь, — сказал граф Норфолк. — Давайте лучше подумаем, как быть дальше?
— Нас двенадцать человек, арабов — два десятка, но у них нет копий. Они не смогут держать такую же оборону возле моста, как мы, — подумал вслух Милан Гораджич. — Если двое из нас рванутся вперед и сумеют укрепиться на том берегу и сдержать первый натиск, то выигрывают время для остальных. А если все мы перейдем на тот берег, то погоним этих арабов до самого Каира. Ну как?
— План хорош, — согласился граф Норфолк.
— И другого выхода я не вижу, — утвердительно сказал Агуциор.
— Кто будут эти двое?
— Бросим жребий.
Гораджич нагнулся к земле и сорвал три былинки, сделав одну из них короче других. Две длинные выпали графу Норфолку и ему самому.
— Уступите мне свое место! — взмолился Агуциор, повернувшись к англичанину.
— Извините, — улыбнулся граф. — Но я сегодня еще не разминался.
— Вперед! — скомандовал Гораджич, и два рыцаря понеслись по шаткому мосту навстречу не ожидавшим такого поворота событий арабам. За ними поспешили, также по двое, Агуциор и Гондемар, оруженосец Норфолка, Джан и остальные латники.
Врезавшись в толпу египтян, вздыбив коней, Гораджич и Норфолк закружились среди наседавших со всех сторон арабов, уворачиваясь от кривых сабель, сами нанося удары налево и направо, выигрывая время и оттягивая на себя основные силы противника.
— Держите мост! — что есть силы орал Пильгрим, разгадавший хитроумный маневр рыцарей. Но тщетно: все арабы, словно обезумев набросились на столь легкую добычу — всего-то двух всадников, стремясь разорвать их в клочья. Но оба рыцаря, защищенные латами, уворачивались как могли, припадая к лошадям, держась спинами друг к другу. Наплечник Норфолка лопнул, нагрудник дал трещину, пробитый в двух местах, лезвие сабли вспороло холку лошади; Гораджич потерял щит, вырванный повисшим на нем арабом, получил скользящий удар в грудь и рубящий — по руке, локоть его окрасился кровью. Но уже Агуциор и Гондемар выскочили на берег и ввязались в драку, пробиваясь к рыцарям, а за ними и остальные латники с длинными обоюдоострыми мечами наголо. Прорвавшись к обессиленным рыцарям, Агуциор и Гондемар, загородили их своими щитами. Но теперь уже сами арабы оказались в полукольце напиравших на них воинов. Оборона их начала трещать, лопаться, рассыпаться, словно поднятый ветром песок. Первым понял, что дело проиграно — Пильгрим. Не дожидаясь, когда его сарацины побегут прочь от неудержимого натиска рыцарей, он стегнул коня и помчался в сторону высоких холмов. А спустя короткое время, остатки его отряда, основательно потрепанные, рассеялись по пустыне. На египетском берегу остались лежать семеро арабов и трое латников. У Гондемара был рассечен лоб, Норфолк чудом избежал каких-либо ран, а Гораджич держался за окровавленный локоть.
— Ну вот и все, — тем не менее весело сказал он. — А вы боялись! — слуга Джан бросился перевязывать его и прикладывать к ране какие-то травы, которые он достал из висящего сбоку мешочка.
— Надо побыстрее уходить отсюда, — произнес Агуциор. — Пока не появились те, нашедшие брод. А то нам придется защищать уже египетский берег от самих египтян.
— Совершим прогулку по землям султана аль-Фатима, — откликнулся сербский князь, чье загорелое лицо, покрытое сетью мелких морщин, сияло, а на седых, коротких волосах запеклась то ли чья-то, то ли его самого кровь. — А мост предадим огню!
— Надеюсь, что эта наша встреча с Пильгримом — не последняя, — заключил граф Норфолк, вскакивая в седло.
— Не сомневайтесь в этом, — добавил Рихард Агуциор.
Рыцари, уничтожив мост, углубились во вражескую территорию, предприняв дугообразный рейд по египетским землям, минуя многочисленные мелкие поселения. Снова к границе Палестинского государства они вышли в районе крепости Петра, где у них чуть было не завязалась стычка с ее гарнизоном, поскольку в целях маскировки и Гораджич, и Агуциор, и Норфолк облачились в арабские одежды. Но недоразумение быстро разрешилось, когда сербский князь покрыл выскочивших из засады латников такими ругательствами, которые ещё не слетали с уст ни одного правоверного мусульманина.
Отдохнув несколько дней в крепости, рыцари отправились дальше, в сторону Монреаля. Они предполагали встретиться там с Людвигом фон Зегенгеймом, и уже всем вместе возвращаться в Иерусалим. Путь до Монреаля прошел без особенных приключений. Но в самом городе Зегенгейма не оказалось. Встретили их настороженно, с плохо скрываемой злостью. Только-только Жирар избавился от немецкого графа, на его голову свалилось еще трое. Поэтому, когда рыцари явились к нему с визитом, он попросту отказался их принять.
— Передай, что их друг, Зегенгейм, уехал в Керак, — велел он своему камердинеру Жилю. — Пусть отправляются туда… Чем больше там погибнет этих… тамплиеров, — добавил он про себя, — тем будет лучше.
И рыцари покинули крепость негостеприимных иоаннитов.
Разведка Бодуэна I, возглавляемая подагрическим бароном Гюнтером Глобштоком, считалась самой бездарной и слабой на Востоке. Глобшток работал грубо и прямолинейно: подкуп, шантаж, угрозы. Иных методов в его арсенале не было. С ним охотно шли на сотрудничество агенты-двойники, подсовывая либо устаревшую информацию, либо заведомую «чушь». Вот и теперь, вызванный им в уютный домик на окраине Иерусалима, возле силоамских купален, чернобровый и темноокий огуз, уверил барона, что скопление сельджукских войск на границе Палестинского государства, возле крепостей Керак и Монреаль — обычные маневры, которые никакой опасности для иерусалимского короля не представляют.
— Голова должна болеть у Хасана ибн Саббаха, Старца Горы, этого проклятого ассасина, — говорил огуз, ласково улыбаясь. — Вожди сельджуков, Мухаммед и Санджар, готовят решающий удар по всем его замкам, разбросанным в Сирии, и прежде всего, по главному из них — Аламуту. А Керак и Монреаль — для отвода глаз.