Эта встреча по времени совпала с турнирными состязаниями, организованными большим поклонником древнегреческих Олимпиад, братом Бодуэна I, Евстафием. В них могли принимать участие все желающие, но вход в Форум, как и в гомеровской Греции, был разрешен лишь мужчинам. В программу соревнований входили кулачные бои и борьба, езда на колесницах, запряженных четверками лошадей, стрельба из лука в цель и бег на десять миль, который проводился за крепостными стенами. Олимпийские Игры в Иерусалиме привлекли множество народа, съехались даже принцы, князья, султаны и эмиры из соседних и дальних стран, находящихся в мире с Палестиной. Сам Бодуэн I, подобно легендарному Нерону, принял участие в гонках на колесницах, а его наперсник, граф Танкред, выступил в кулачных состязаниях. К сожалению, на эти поединки не поспел Бизоль де Сент-Омер, и многие зрители, тысячами заполнившие трибуны Форума, справедливо считали, что без полюбившегося всем великана, кулачные бои слишком проигрывают в зрелищности. Зато на Играх отличился другой тамплиер — Виченцо Тропези, оказавшийся разносторонним спортсменом. Он победил в трех из пяти видов программы! Ему не было равных в стрельбе из лука, его колесница первой пересекла финишный створ, а последнюю милю за воротами Иерусалима Виченцо бежал в гордом одиночестве, опередив остальных участников на сотни метров. Все три лавровых венка он преподнес своей Алессандре, которая незаметно пробралась в Форум, вновь облачившись в привычное ей мужское платье. Позднее, они пошли на праздничный рыцарский ужин в Тампле. Виченцо Тропези был назван абсолютным победителем Олимпийских Игр.
Иной успех выпал на долю графа Грея Норфолка, чей лоб отныне был отмечен розовым шрамом. Его искусство в живописи вызвало любопытство многих правителей Востока. Хотя он давно отказывался от чрезвычайно выгодных предложений, заказы на портреты сыпались на него со всех сторон: от разбогатевших на торговле кожей купцов, до султанов Магриба. Все хотели заполучить умелого и талантливого живописца. И от одного предложения, посоветовавшись с Гуго де Пейном, граф не стал отказываться… Оно поступило тайно от самого правителя месопотамского Мадрина, султана Наджм ад-Дина иль-Газм ибн Артука, злейшего врага Бодуэна I, ведущего с ним нескончаемые войны. Посланники султана, прибывшие скрытно в Иерусалим, явились в Тампль, где объяснили причины своего необычного и рискованного визита. Гарантировав полную безопасность английского графа и богатое вознаграждение, посланцы увезли Грея Норфолка с собой — в далекую Месопотамию. Несколько месяцев о судьбе графа не было ничего известно. И Гуго де Пейн начинал уже всерьез волноваться, коря себя за то, что дал согласие на это путешествие. Но одной из главных причин, почему он пошел на это, было то, что граф, обладая уникальной памятью, мог многое узнать и запомнить о расположении войск в Мадрине, об укреплениях на его подступах и о другой важной стратегической информации. Для этого ему не требовалось делать пометки в блокнот, который мог попасть во вражеские руки, а услуги, которые граф оказал бы в будущих баталиях — были бы неоценимы. Но не раскусили ли его советники султана Наджм ад-Дина? Не оказался ли он в темнице, в руках заплечных мастеров? Эти мысли тревожили де Пейна вплоть до последнего дня, когда в конце мая граф Норфолк, живой и невредимый, с целым караваном подарков появился в Тампле. Загорелый, украшенный шрамом, но по-прежнему невозмутимый англичанин, рассказал удивительные истории о своем секретном пребывании в дальних странах. Выполнив портрет султана и заслужив его высшую похвалу, разузнав все, что касалось обороноспособности Мадрина, Грей Норфолк, совершенно неожиданно для себя, совершил еще и вояж в… неприступный замок ассасинов Аламут, к самому Старцу Горы Дан Хасану ибн Саббаху! Зловещий убийца также возмечтал увековечить свой образ в истории и прислал за прославленным живописцем своих фидаинов. Они привезли его к подножию Эльбруса и провели по неприступным тропам в самую сердцевину этого осиного гнезда, в высеченные в скале промерзшие покои шах аль-джабаля, где Старец наслаждался холодом и полумраком, составляя в безумной голове чудовищные планы. Таким его и запечатлел граф Норфолк, уверенный, по правде говоря, что по окончании работы его попросту сбросят на дно ущелья. Но портрет понравился Хасану ибн Саббаху и, верный своему слову, он отпустил Норфолка, которого теми же тропами вывели обратно и доставили в Мадрин. На память о Старце у графа остался драгоценный перстень с алмазным черепом и схваченный в ледяных покоях насморк.
Другой тамплиер — сербский князь Милан Гораджич, также выполнявший секретную разведывательную миссию, находился вместе с Рихардом Агуциором в Египте. Под видом двух кочевников-бедуинов, проводников богатого китайского купца, в роли которого выступал Джан, они благополучно добрались до Каира и въехали в город. Почти одновременно с ними, но со стороны Александрии, к столице Египта подъехал экипаж графини Катрин де Монморанси, сопровождаемый тремя лучшими евнухами султана Юсуфа ибн-Ташфина. В карете, кроме красавицы графини и ее маленького сына, находились также две служанки из ливийского племени, преданные своей госпоже, в которой за чадрой и богатыми восточными одеяниями мало кто мог бы определить европейскую женщину. Они остановились в посольском дворце магрибского султана, где были встречены так, словно бы пожаловал сам Юсуф ибн-Ташфин. А рыцари-бедуины и китайский купец разместились на непритязательном постоялом дворе возле рынка, тотчас же приступив к сбору необходимой информации, касающейся планов молодого правителя Египта Исхака Насира. Первое, что особенно неприятно поразило их — это неожиданное возвышение старого злейшего врага, лже-рыцаря Пильгрима, еще более упрочившего свое положение при дворе и занимавшего должность советника султана. Пильгрим постепенно прибирал к своим рукам весь механизм внутреннего управления государством, насаждая всюду своих людей и настраивая молодого правителя на войну с Бодуэном I. Со своими соперниками — из бывшего окружения старого султана аль-Фатима, Пильгрим расправлялся коротко и беспощадно. Вся внутренняя служба по охране султана и дворца подчинялась ему, а ропщущим против его возвышения затыкали рот где угрозами, где обещаниями, а порою не брезгуя и шелковой удавкой. По Каиру прокатилась и серия открытых, публичных казней, где были обезглавлены несчастные, уличенные Пильгримом в заговоре против владыки Египта. В городе царили хаос и смута… В довершение всего, в беднейших кварталах Каира вспыхнули очаги чумы — страшного бича Египта. Желая помешать распространению этой заразы, султан повелел изолировать эти чумные районы, и выставить на выезде из города санитарные кордоны, которые перекрыли все его сношения с внешним миром…
Маркиз Хуан де Сетина, словно неутомимый крот рыл фундамент Тампля, вгрызаясь в каменные плиты в поисках тайн Соломонова Храма, сверяя свои изысканиями с набросками, сделанными в архивах Цезарии. Помогали ему его молчаливые кабальерос и слуги Гуго де Пейна. Андре де Монбар с тихим ужасом взирал на плоды их рук — зияющие ямы, провалы, прорытые норы — в не так давно приведенных им в порядок покоях и залах. Тампль снова стал напоминать ту свалку, которую приняли в подарок от короля Гуго де Пейн и его рыцари, поселившись в древних конюшнях иудейского царя.
— Нельзя ли… как-то полегче? — умолял он маркиза, ходя за ним следом и проваливаясь ногами в образовавшиеся дыры.
— Не волнуйтесь вы так! — утешал его де Сетина. — Уверяю что мы близки к цели — осталось чуть-чуть…
— Но кто будет снова ремонтировать Тампль? — взывал Монбар, кусая локти.