— Пусть крутятся до следующей жизни, близко все равно не смеют подойти.
— Смотрите, женщины! Цагала на аспарези пошел, сейчас кричать на парней начнет.
— От дружеского крика рука сильнее становится!
С давних пор в Самухрано было установлено — над каждой полсотней дружинников начальствовал мсахури, а над всем отрядом каждой деревни главенствовал княжеский азнаур.
В Ламази все парни стремились попасть в полсотню мсахури Цагала, который, словно кузнец — мечи, выковывал из них ловких воинов, славившихся даже в замке Мухран-батони. Нередко цагальцев зачисляли в личную охрану князей.
Сегодня Цагала особенно придирчиво проверял меткость своих пятидесяти дружинников: ведь сам Моурави — шутка ли! — сам Моурави будет оценивать.
Внезапно возмущенный крик Цагала, сдобренный безжалостными насмешками девушек, огласил воздух: рослый, приятный парень, не опуская лука, уныло смотрел, как выпущенная самим Цагала дикая утка, даже не раненая, улетала прочь.
Мсахури рассвирепел:
— Ты что, ишачья твоя рука, откуда пришел? С Дигомского поля или из своего буйволятника?
— Батоно, мой ангел неспокойно сегодня на плече сидит, крылом руку толкнул.
— Теперь на ангела сваливаешь! Ангел на левом плече сидит! Это твою собачью руку черт толкнул хвостом!
— Не может, батоно, черт близко подойти, раз анг…
— Э-э, парень, — засмеялся худощавый старик, — наверно, забыл: ангелу тоже кушать надо — хоть и святой, как раз в полдень на небо улетает.
— Тогда моя ишачья и собачья рука ни при чем! — вскрикнул под общий смех парень. — Черт сильнее меня!
— Ни при чем? — разъярился Цагала. — По-твоему, Великий Моурави на поле битвы чертей собирается разгонять, чтобы не мешали тебе стрелы в недруга пускать?
Общий хохот так устыдил дружинника, что он искусал себе усы. Вперед выскочила гибкая девушка, гневно отбросив назад тяжелые косы. Глаза ее полыхали возмущением, ибо только вчера она необдуманно пообещала этому «увальню» выйти за него замуж.
— Батоно Цагала, разреши мне пронзить цель! — Не дожидаясь ответа, она выхватила у парня лук и наложила стрелу.
— Берегись! Не попадешь — велю твоей матери полкосы тебе отрезать!
Девушки испуганно зашумели:
— Оставь, Кетеван, почему рискуешь?
Но Кетеван, упрямо сжав пунцовые губы, твердо натягивала тетиву.
— Мой ангел уже победил, — насмехалась она, — а черт меня боится больше креста. Ночью поцеловать хотел, а я его таким подзатыльником угостила, что рога сшибла, он до утра их на земле искал, пока в собственном хвосте не запутался!
— Э-э, Кетеван, — подал голос худенький старик, — может, твой черт без хвоста ходит? Иначе почему без рогов остался? Может, это козел, тоже бородку имеет?
Под смех и двусмысленные намеки о неудачном ухаживании некоего стрелка Цагала взял из клетки птицу и, по принятому сигналу, подкинул ее. Птица, блеснув на солнце сине-сизыми перьями, взвилась вверх. Кетеван мгновенно метнула вслед ей стрелу. Птица перевернулась, на миг как бы застыла в воздухе и плашмя упала на землю.
На площади кричали, рукоплескали, особенно девушки, кинувшиеся целовать Кетеван.
Цагала, сдвинув на затылок круглую шапчонку, поправил у пояса кинжал.
— Спасибо, дорогая, не осрамила нас! — захлебывалась бойкая Тамара. Батоно Цагала, непременно Моурави ее ловкость покажи!
— Придется! — хохотал подошедший Мамука, начальник другой полсотни. Придется, раз дружинники целятся в птицу, а попадают себе… скажем, в спину.
Цагала порывисто обернулся и окинул Мамука насмешливым взглядом:
— А у тебя все попадают в спину или, может, кто-нибудь целился в тебя, а попал в свинью?
Раскатистый смех повис над площадью. Но Мамука хладнокровно ответил:
— В свинью не знаю, а только пятьдесят цесарок сейчас отнесли женщинам, чтобы на шампурах зажарили. Как следует угостим Моурави ловкостью моих дружинников. Пусть Моурави видит: Дигоми не всем глаза на затылок вывернуло.
— На затылок? — вдруг взревел задетый неудачник и, выхватив у Мамука лук, устремил стрелу в пролетающего воробья. Миг — и воробей кубарем пошел вниз и замер у ног победителя. Он снова метнул стрелу — и второй воробей свалился на землю.
Радостный крик сорока девяти дружинников, товарищей ухажера, огласил площадь. Подруги Кетеван неистово рукоплескали. Но Цагала не мог успокоиться и выкрикнул:
— Дорогой Мамука, напрасно твои пятьдесят дружинников в цесарок стрелы пускали, лучше бы в медведей — виднее!
— И тоже на шампурах хорошо жарятся! — хохотал пожилой кузнец.