— А шаха Аббаса — на радость церкови?
— Ты угадал, Дато: пусть не существует шах для Картли и размножается для Турции. Я решил молниеносно напасть на Бердуджи и на другие примыкающие к Картли обширные земли и сочные пастбища, отторгнутые шахами у Грузии.
— Скажи, друг, на что тебе так срочно Бердуджи? — удивился Ростом.
— Как? Неужели не догадываетесь? Полагаю, на то, чтобы не оставить в монастырях не только ни одного глехи, но и ни одного кма. Как такого достигнуть? В один из хмурых для католикоса дней по монастырским владениям поползут тайные слухи о том, что царство раздает монастырским глехи двойной надел земли, отнятой мною у персов, и о том, что царство освободит переселенцев на год от всех податей. Не сомневаюсь, народ ринется ко мне узнать, правда ли. Ни князьям, ни церкови могут не поверить, но мне…
— Еще бы, полтора пуда свечей монахам на закуску! Разве ты хоть раз не выполнил обещания?
— И на этот раз выполню и многое лично пообещаю — скажем, скот, утварь, одежду; часть бесплатно, а часть за выплату в долгий срок.
— Если такое посулишь, глехи, кма, хизани, даже мсахури, как смазанные маслом, побегут под твое покровительство; и каждый поспешит обогнать другого, дабы захватить лучшие земли. Но обещанное нужно выполнить, а завоевать иранские владения нам не скоро еще суждено.
— Не отчаивайся, Дато, если бы не козни князей, мы бы не замедлили вновь предоставить шаху Аббасу Марткобскую равнину. Наша борьба без этой цели не имеет ценности. Да, друзья мои, иначе нельзя, ибо бесконечная скачка на месте утомляет не только всадника, но и коня, — можно очутиться под копытами. Необходимо, чтобы задние ноги коня стремились обогнать передние. Так вот, если одолеем внутренних недругов — обеднеет церковь, обогатится царство, ибо чернорясые лицемеры не любят утруждать себя работой на земле, их лишь дела царства волнуют. Все меньше святош будет укрываться за монастырскими стенами, народу в царстве прибавится, а главное — золото креста перестанут путать со сталью меча. — Саакадзе вдруг резко поднялся, несколько раз пересек каменные квадраты низкосводчатой комнаты и опустился на тахту. — Теперь, друзья, поговорим об имеретинском ясновидце. Оказывается, Георгий Саакадзе обязан родниться только с царями. И то правда, не в убыток себе действую. Вот царь Имерети рассчитывает захватить моего Автандила вместе с довеском, то есть мною.
— Почему? Полтора хачапури ему в рот! Наш Автандил сам, как золото, блестит.
— Еще сильнее заблестит, если Имерети получит Великого Моурави в приданое.
— Шутишь, Георгий! Ты что им — брат отца?
— Почти, Даутбек, — одинаково в защите царства нуждаемся. Вот и придумали: Автандил опочивальню царевны начнет охранять, а я на рубеже Имерети стану обнаженным мечом махать — то в сторону Самегрело, то в сторону Гурии, а то и в сторону Абхазети. Кто посмеет подойти?
— Если такое думаешь, Георгий…
— Иначе думать — себя обманывать.
— И еще неизвестно, отец, почему расщедрился царь, не похожа ли его царевна на лягушку?
— Не страдает ли уродством? — добавил Элизбар.
— Э, мальчик, о таком не думай! Раз невеста — царевна, то пусть вместо носа орех торчит — все равно красавица!
— Убереги анчисхатская божья мать! Иначе благоразумие может настигнуть как раз в ту минуту, когда принято терять голову.
— А может, из-за такой красавицы не стоит Автандилу свой меч обнажать?
— Гиви! — взревел было Димитрий.
Но в этот миг под общий хохот, словно желая доказать, что так происходит не только в сказке, на подоконник вспрыгнула лягушка. Зажав ее в кулак, Димитрий наставительно проговорил:
— Твое счастье, что на царевну не похожа, — иначе полтора часа летела б вниз носом, — и, осторожно опустив лягушку через окно на площадку, рявкнул: — В другой раз не прыгай, куда не приглашают, не персидский шах! Аба! Скачи, пока не раздумал!
Но лягушке было не до скачки — с выпученными глазами и приоткрытым ртом она в полуобморочном состоянии едва дотащилась до выбоины в стене и устроилась на длительный отдых.
— Если о лягушке все, вернемся к царю, — усмехнулся Саакадзе. — Лестное предложение примем с взволнованной радостью, но сватовство отложим до победы. За этот срок Автандил увидит царевну и сам решит: приблизиться ему к опочивальне или отодвинуться от нее на агаджа. И еще: стать стражем на рубеже не откажусь, если… если царь Георгий Третий придвинет имеретинский рубеж к Картли.