«Хорошо, что с ними не было Димитрия, — подумал Саакадзе. — Сколько странных характеров в династии Багратиони! Но хоть крепок ли царевич Александр в делах царских?»
Моурави охарактеризовал действия царя Теймураза и князя Зураба Эристави как направленные против объединения грузинских царств и княжеств в одно независимое грузинское государство. То, что оказалось не по силам Теймуразу, предстоит свершить Александру. Согласен ли он?
К удовольствию Саакадзе, царевич ответил не сразу: встал, прошелся, вновь опустился в кресло, помолчал, внезапно приказал подать еще кофе себе и Моурави, потом с очаровательной улыбкой сказал:
— Моурави, я согласен царствовать, если ты не откажешься сопутствовать мне. Замышленное тобою да свершится, но… твоими трудами.
Георгий Саакадзе задумчиво следил за выражением приятного лица царевича. «Вряд ли, — думал он, — когда-нибудь жизнь оставит на этом шелке свои жесткие борозды. Он может стать величественным царем, нежным возлюбленным, но никогда не станет полководцем! А жаль, ибо сейчас, на берегах Базалетского озера, пользу отечеству может принести только меч!»
— Если судьба не отвернется от меня, обещаю тебе, мой царевич, сопутствовать тебе, на благо Грузии, до самой вершины, по тропе, ведущей к славе и блеску. Да воссияет на голове одного из лучших Багратиони короне трех царств! «От Никопсы до Дербента»!
Саакадзе поднялся. Поспешно встал и царевич:
— Прошу тебя, мой Моурави, прими на память о нашей встрече в этом шатре белую чашечку. Ее мне привезли из Китая.
Беспомощно вертел Саакадзе в своей огромной руке хрупкий фарфор.
— Мой царевич, я восхищен твоей щедростью и вкусом, мне бы хотелось в целости сохранить твой дар… Но… я не знаю, как…
— Айваз! — крикнул царевич и, когда вошел неимоверно рослый прислужник, грозно приказал: — Айваз, возьми эту драгоценность и береги ее больше своей головы, ибо из нее пил Великий Моурави!
Из шатра Георгий вышел в полном смущении и невольном восхищении. «Да, царевич не полководец, но он рожден для венца Багратиони! Я потерял имеретинское войско, но нашел царя! Настоящего Багратиони! Нашел моего царя! Он никогда не помешает мне возвеличить мою родину! Приняв корону трех царств, он не станет препятствовать объединению и остальных царств и княжеств Грузии. Леван Мегрельский ему смертельный враг! Гурия!.. Победа, дорогой Шадиман! Победа! Я нашел настоящего царя!»
К удивлению встретивших его у подножия холма «барсов», Саакадзе помчался не к стоянке, где его ждали азнауры, а в сторону Душети. Только когда у крутого поворота он свернул в лес, они догадались, что Георгий скачет к стоянке Мухран-батони.
Холщовый шатер колыхнулся, но из него вышел не Кайхосро, а телохранитель.
— Где? Конечно, в лесу, а где же еще быть князю перед началом боя! важно ответил мухранец. — Что-то ночью придумал, ибо с утра вскочил на коня и целый день мечется без еды между деревьями.
Усмехнувшись, Саакадзе углубился в лес. «Да, мой Кайхосро мало похож на Александра, он прирожденный полководец, но никогда не будет царем! А сейчас Картли нужен царь! Прирожденный царь Багратиони!»
Саакадзе нашел Кайхосро в непроходимой чаще. Он перестраивал своих пятьсот дружинников, образуя живую цепь, налаживая засады и западни.
Некоторое время Саакадзе, не скрывая удовольствия, слушал план Кайхосро: заманить сюда Зураба Эристави и если не уничтожить — для этого слишком мало дружинников, — то сильно повредить шакалу!
Саакадзе заколебался: «Ведь это настоящая помощь!» Но потом решительно взял под руку князя и отошел с ним в сторону.
Чем больше говорил Саакадзе, тем светлее становилось лицо Кайхосро, в начале разговора сильно нахмуренное. Он понял широту замысла Моурави замысла, отвечающего желаниям всей фамилии Мухран-батони.
— Помни, дорогое мое чадо, это необходимо. Царевич должен остаться невредимым, в этом залог счастья нашей Картли! В этом смысл Базалетской битвы! В этом победа!
Проводив Моурави, Кайхосро с сожалением снял с позиций свои пять сотен и направился с ними к стоянке Александра, имеретинского царевича.