В страхе на Моурави оглядывался Димитрий и, исступленно кроша кахетинцев, рвался к Теймуразу, ибо сколько ни искал — не видел Зураба. Князь Арагви при виде Саакадзе в паническом ужасе кинулся в глубь своих линий, еще не в силах осознать происшедшее.
— Князей не щадить! — неожиданно снова, как гром, ударил голос Моурави, заглушая грохот, стоны и мольбы. Привстав на стременах, он тоже искал Зураба. — Окружить! Взять живым или убить царя-предателя!
— Георгий, дорогой, — стараясь подавить боль, вызванную гибелью Даутбека, выкрикнул Димитрий и описал клинком смертоносный круг, — хорошо придумал! Уничтожишь Теймураза, останешься победителем!
— Над мертвым полем! Зураб будет драться до последнего дружинника. И я тоже решил… до последнего князя! А победителем останется шах Аббас… Слышишь?!
— Окружить царя-предателя! — привстав на стременах, поспешно передал приказ Дато.
Квливидзе сжал коленями бока коня, броском вынесся вперед и с Асламазом и Гуния, во главе тваладских сотен, устремился в тыл врага.
И с новой силой закипела сеча.
— Окружить царя живым! Живым взять!
И сам не свой от неописуемого восторга, взревел Арсен:
— Хватай!.. Держи!.. Плот!.. Пошлину плати!.. Пошлину!
Что-то странное происходило на базалетском берегу: будто начался братоубийственный бой наяву и перешел в страшный сон. Одной мыслью одержимы князья: не допустить пленения царя, это равносильно поражению. И они, не щадя личных дружин, остервенело рубились, стонали, ахали, неслись по полю, утратив ощущение реальности.
Метались священники с хоругвями, кадила судорожно взлетали, выбрасывая густой дым.
— Сатана!.. Сатана!.. Спаси, святая троица!.. Сопрестольная!.. Равнославная!.. Царя! «Богоравного» берегите! В ад! В пекло спасающихся бегством!
— Святая Нина, спаси и помилуй воинство твое!.. О господи!..
— Окружить царя! Смерть предателю! — надрывался Ростом, смахивая с клинка капли крови.
И все «барсы», опасаясь, чтобы Саакадзе не раздумал, кричали на все поле:
— Окружить или убить Теймураза!
Обезумели дружинники, взмахивали шашками, но не рубились, кидали копья, не целясь, пускали стрелы — не видя в кого. «Бежать, исчезнуть!» Кто-то рванулся в сторону, за ним другие.
— Назад, свиные хвосты! Стой! Искрошу! — ревел Цицишвили.
— Воистину, сатана воскрес! — вопил, кружась на хрипящем коне, Квели Церетели.
— Найти! Отыскать Зураба Эристави! Не время предаваться отдыху! кричал Эмирэджиби, но его никто не слушал.
Ругались кахетинцы, стремясь вырваться из окружения. Проход между линиями Теймураза и князей уже достиг ширины в девяносто семь шашек. Подавляя ужас, князья устремились на азнауров.
— Видит покровитель фамильных знамен, отступать некуда, скрыться негде, всюду настигнет нас мстительный Саакадзе! — в отчаянии задыхался Эдиш Вачнадзе.
— Избавь, архангел Михаил, от единоборства со свирепым Ностевцем! вторил ему Мачабели, дрожащей рукой поднося ко рту кожаный сосуд с вином.
— Тогда драться! До исступления, до последнего дружинника! — настаивал Мераб Магаладзе, опасливо озираясь, словно боялся, что его услышат «барсы».
— Князья! Знамя за знаменем! Меч за мечом! — истерично выпалил Джавахишвили, осыпая ударами нагайки вздыбившегося скакуна.
За Джавахишвили с воинственным ревом ринулись на азнауров Мераб и Тамаз Магаладзе с конной дружиной.
В ширящуюся брешь поскакал Качибадзе, рубя направо и налево. И вдруг помертвел, шарахнулся, заметался: он увидел грозное лицо Моурави, увидел сквозь кровавую завесу, как меч Саакадзе, карающий меч, рассек Эдиша Вачнадзе вместе с конем, увидел, как взметнулась огромная десница в железной перчатке и повалился наземь Мераб Магаладзе.
— Брат!.. Брат!.. А-а!..
Смерть брата потрясла Тамаза; с искаженным от ужаса ртом, почти обезумев, он припал к гриве коня и поскакал к Сакрамули, принимая свист стрел за сатанинский хохот. Мерещился ему белый всадник, весь в снежных хлопьях, в ледяных осколках. «О!.. Спасите!!!» Но настиг его белый всадник и ледяными пальцами сдавил горло. С отчаянным воплем выпустил Тамаз из окостенелой руки поводья, полетел в глубокую балку и навсегда скрылся в белесой мгле.
Азнауры в неравной схватке рубились с наседавшими на них со всех сторон князьями. «Барсы» в исступлении крошили княжеских конников, оттесняя их все дальше от кахетинцев. Тщетно князь Мачабели хлестал коня, стремясь сократить брешь хоть на ширину ста сорока шашек. В реве и грохоте все теснее сжималось кольцо вокруг кахетинцев.