Палач презирал нарушителей данного ими слова. Сам он поспешил выполнить то, что в приливе восторга обещал Ибрагиму.
Веселый и возбужденный, вбежал он в сырой подвал, словно сбросил с плеч десяток лет и знал, что все казни, проведенные им за этот срок на помосте, вновь повторятся.
При виде палача никто не шелохнулся. Ностевцы сидели неподвижно, будто не только со скованными руками, но и со скованной душой.
Палач в раздумье почесал бритый, отливавший синевой затылок, кривым пальцем пересчитал пленников и лишь покосился на юного Бежана, прильнувшего к отцу.
– Большой князь, – начал, захлебываясь, палач, остановившись перед Саакадзе, – аллах послал в мой дом богатый дар.
Вслушиваясь в подробный рассказ палача, Папуна дивился причудам жизни, любящей и в капле болотной воды отразить солнце и на диком утесе вырастить юное деревце.
– Святой Осман свидетель, – продолжал палач, – много ценного в награду за легкую руку предложил я Хозреву…
– Постой! Какому Хозреву?!
– Видит аллах, не Хозреву-везиру, а тому, кто принес амулет. Много о вас говорил…
– Хозрев? Так зовут? Не ошибся, дух тьмы?! – вопросительно вскинул на палача глаза Ростом.
– Хозрев… – палач подозрительно косился на пленников. – Я думал, он друг вам, вот халву вам прислал и многое для вас просил… Я обещал…
– Халву?! О, конечно друг! Молодой такой, красивый? Не думали, что здесь он. Жаль, не успели купить у него амулеты, может, судьба проявила б к нам большую благосклонность, – на одном дыхании проговорил Дато.
– Я успел, потому жена сына родила…
– Так что ты обещал нашему другу? – сухо спросил Георгий.
– Обещал передать, – палач понизил голос, – что Келиль-паша отправился в Стамбул за ферманом султана для вас.
– Так вот почему доблестный везир заставляет тебя ждать нас!
– Эйвах, я не тороплюсь. Еще передал мой улан Хозрев, что толстый Ваххаб-паша не был у тебя на пиру, ибо везир повелел до утра не открывать ворота. Узнав, что Келиль-паша покинул Токат, добрый Ваххаб умолял везира не допускать меня с секирой на помост, пока не станет известна воля падишаха, хранителя правосудия Абубекра.
– Улан Хозрев опасался быть с тобой откровенным?
– Видит аллах, нет, ибо я своего сына назвал его именем. Это моя награда ему за целебный амулет. А я думал, он большой друг вам… прислал целую окку халвы…
«Барсы» обменялись выразительными взглядами. Они все поняли.
– Значит, верховный везир еще не решается на подлость?
– Большой князь, как перед аллахом, скажу, решается. Хозрев-везир нарочно медлит, чтобы янычары поверили в его справедливость и не сомневались, что он без фермана султана и на ваш мизинец не покусится. А он и на головы покусится, ибо не позднее чем вчера, еще до рождения моего сына, удостоил меня тайным разговором о… способах, как истязать вас… О шайтан!
Хорошо, он везир, а не палач, а то пришлось бы мне уступить ему секиру, ножи, пилы и шнурок из змеиной кожи. Это тоже велел передать мой улан, – палач откинул полу плаща и опустил перед Дато зажаренную баранью ногу. – Не утаю правды, на целого барана дал добрый улан, но сразу нельзя пронести, кругом стража. – Помолчав, палач спросил, что передать улану.
– Передай, благодарим за халву, любим такую, с фисташками. Еще передай: что бы ни случилось, мы не забудем его доброту. – Ростом едва заметно подмигнул Георгию. – И что ему повезло, что такой мастер смерти, как ты, пожелал назвать своего сына Хозревом.
– И еще такое передай, – вдруг заговорил Гиви, звякнув цепью: – не может ли он с тобою прислать нам целебный амулет?
– Полтора часа буду голову ломать, на что тебе амулет? Нас и так хочет вылечить везир-собака!.. – Димитрий вдруг с удивлением взглянул на Гиви. – Ты… ты молодец! Хорошо придумал.
– Еще скажи: муллы продолжают кричать о нашей измене?
– Видит Омар, они продолжают. Эйвах, истина под чадрой! У западных ворот шум был. Один чауш тоже голос повысил. «Если правда, – разрядил он в воздух мушкет, – трехбунчужный паша изменник, почему боитесь допустить к нему янычар? Мы от орт сами хотим с ним говорить, и…» Тут чей-то ятаган оборвал жизнь смельчака. Теперь и у восточных ворот нет шума.
– Амулет целебный принесешь нам? – спросил Матарс, закованной рукой подтягивая цаги.