Саакадзе холодно напомнил, что и он немало способствовал увеличению благосостояния церкви, рассчитывая на помощь святых отцов в тяжелое для Картли время. И мысленно решил удвоить осторожность, ибо эти смиренники, очевидно, начинают подозревать его в действиях, направленных к ограничению их земельных богатств.
И он снова попытался всеми доводами склонить Теймураза сразу воцариться в Метехи на большом престоле и покончить навсегда с сомнениями владетелей. Лишь твердая, решительная политика и сильная власть царя способны вдохнуть в объединенное царство единую мысль, единое стремление. Но все было тщетно.
Теймураз упрямо сдвинул брови и заявил о непоколебимом решении восстановить Кахети, укрепить ее границы новыми крепостями и возвратить на пепелище разбежавшихся кахетинцев. Иначе откуда брать войско и подати?
Долго еще обсуждали царь и Моурави положение дел в Кахети-Картли. Саакадзе убедился, что Теймураз собирается единолично царствовать, без помощи князей, и, по его словам, разумно и счастливо для царства… Но что-то беспокоило Моурави в словах царя, и, оставшись один, он недовольно спросил себя: не лучше ли было подождать? Не поторопился ли он? Может, разумнее было бы обещать князьям Луарсаба, без конца посылать в Московию посольства и этим оттянуть возвращение Теймураза до окончания войны с Персией? Даже — до объединения Грузии… Не помешает ли Теймураз его планам? Еще не поздно, еще не венчан… Можно завтра возвести только на кахетинский трон, поскольку Теймураз не желает избрать своей столицей Тбилиси. Но тогда вновь расколется, как орех, с такими усилиями объединенное Картли-Кахетинское царство… А князья? От счастья охмелевшие ходят, почувствовали своего царя… Конечно, можно призвать горцев и успокоить царя и князей, но… Моурави не обрадует Иран смутой, не приблизит ни на минуту встречу с шахом, не отсрочит ни на один час все задуманное… Значит, придется убеждать царя… никогда не поздно доказать словом или мечом свою правоту. А если начнет противодействовать? Тогда…
Наутро под звон колоколов, под удары дапи и рокот дудуки Багратид Теймураз Первый величественно вошел в храм и принял от католикоса золотой скипетр с каменьями и финифтью. И сквозь дымки кадильниц тень скипетра мрачно легла на фреску святого Георгия…
После семидневного пира многолюдный Мцхета провожал царя. За ним следовали блистательная свита, тысячная охрана и караван.
Дорога круто взбиралась на Тианетский перевал, над которым полыхала багряная заря…
Моурави провожал царя до Большого моста. Посредине моста они придержали коней. Теймураз приподнялся на стременах, обнял и трижды поцеловал Георгия Саакадзе. Повторил просьбу заботиться о Картли. А главное — войско! Всеми мерами собирать войско.
Несколько поодаль безмолвно стояли «барсы» в боевых доспехах. Внезапно Даутбек склонился к Ростому:
— Золотые слова сказал когда-то Шадиман: «Что стоит услуга, которая уже оказана…»
Старый воин, азнаур Квливидзе, непримиримо сверкнул глазами, а Асламаз и Гуния гневно сжали рукоятки шашек.
Долго смотрел вслед удаляющемуся пышному каравану Моурави: что несет Грузии царствование Теймураза? Что ждет Картли? В этот миг — он знал судьба перешагнула через соединяющий два берега мост…
Саакадзе оглядел спутанные леса, неровные ущелья, внизу билась о камни вспененная вода. Вдруг ему почудилось, что возвращается он из далекого странствования с опустошенным хурджини. Возвращается в сахли отца, что стоит, одряхлевший, в Носте чад обрывом… Пустота… Покой… Забвение… Там, за багряным солнцем остались необузданные мечты, желания. Остались буйство, яростные битвы, бранное поле, усеянное обломками мечей. И вот сейчас он, Великий Моурави, на распутье, не знает, на какой берег выехать…
Так, в глубоком раздумье, неподвижно стоял Георгий Саакадзе. Внезапно выпрямился, сжал нагайку, круто повернул коня и стремительно поскакал через Большой мост, навстречу надвигающимся сумеркам.
СЛОВАРЬ-КОММЕНТАРИЙ
Анчхабери — забрало грузинской работы.