Выбрать главу

Фрауман счастливо улыбаясь рассказывает мне про свою любовь с Микисом и девчачьи слёзки текут у него от счастья, он неуклюже размазывает их по лицу, по чёрной квадратной лесорубной бороде. Потом он переходит к подробному описанию их секса с Микисом. Прям подробно, во всех хлюпающих деталях. Я так сильно сжал рулевое колесо, что кулаки побелели. Я так сильно сжал зубы, что они скрежечут. В моих глазах красные жилы как канаты. Я чувствую бешеную аццкую ревность! А-а-а-а-а!!!! Микис украл у меня Фраумана! Я хочу застрелить Фраумана, потом Микиса и самому застрелиться. Фрауман – мой лучший друг, моя вторая половина, мои родная тень. Он когда-то сам добровольно стал мой тенью, хотя мог освободиться и стать свободным навечно. Он навечно связал свою жизнь со мной! Он мой! Только-только мой!!

Но я не произнёс ни слова – как камень.

Как камень, который миллионы лет неподвижно лежит на вершине высокой скалы и день за днем тяжелеет и тяжелеет от внутренней силы переживаний, а с виду бесчувственная мёртвая каменюка. Но нет, я давно в наблюдении увидел, что на самом деле каждый камень – это невозможный концентрат тончайших чувств, сильнейших эмоций и переживаний, но направленных в точку только внутрь себя, сжатых внутри, спрессованных до такой степени, что растёт не объём, а масса и плотность. Предельная внутренняя плотность чувств. Каждый камень – это сосредоточие предельный концентрации сильнейших чувств: любовь, нежность, ярость, ревность, обида, счастье, душить, бежать, наказывать, прощать, посеять, вырастить, сорвать, убить, плакать, плакать, плакать – все чувства, я и ты, все смеси и оттенки. Сколько вокруг нас камней? Множество, миллионы. Мы видим их каждый день, говорим с ними, живём с ними, касаемся их, смотрим им в глаза, рожаем с ними детей. И каждый камень – это атомный источник накопленных за миллионы лет чувств предельной концентрации. Кто лёгким прикосновением сможет выпустить из камней эту беспредельную энергию, тот разом испепелит этот мир бесчувственных камней жгучим огнём их собственных спрятанных в их центре тайных предельных чувств. Тот и будет править некаменным миром.

Фрауман взглянул на меня. Он самое чувствующее существо во вселенной. Он мгновенно понял все мои чувства. Он понял всё – всю боль, которую причинил мне невольно. Он почувствовал эту боль сам каждой клеточкой своего тонкого тела. Он согнулся от боли – от моей боли. От моей аццкой боли, но чувствовал он её в миллион раз тоньше и сильнее чем я сам. Он корчился и хрипел. Он истекал кровью. Он умирал сейчас. Мой дорогой единственный Фрауман…

Нет!!!! Я остановил машину. Выскочил, бережно взял Фраумана на руки. Беспомощно смотрю в дорогие глаза. Я в трясущемся отчаянии. Что мне делать? Если я буду продолжать чувствовать боль и ревность, то он умрёт. Если прощу, смирюсь и отдам его завораживающей мелодии Микиса, то потеряю половину себя и стану чёрным камнем. Только камни могут всё простить, мёртвые бесчувственные камни втягивают всё внутрь. Прощение убивает. Я не хотел умирать.

Спас Вильгельм. Спасительное решение как чистая волна затопило моё сознание и ударило током в пальцы. Я вспомнил, что мне рассказывал гениальный математик Вильгельм про предельную математику великого наблюдателя, которому предельно пофиг на математику. Один плюс один равно сколько хочешь. Я тогда не понял, но понял сейчас в эту секунду. Стать тенью Микиса, возлюбленного Фрауманом, который стал моей тенью.

Я закрыл глаза, вспомнил невозможную музыку гениального Микиса. Боже! Как можно не влюбиться в такое? Его музыка – это лучшее, что есть во вселенной. Микис! Он чудо! Я с ним улетаю! Люблю его. И я стал тенью завораживающей мелодии Микиса. Теперь его мелодия нескончаемо течет по моим венам, я могу смеяться и всё время танцевать. Спасибо Микис! Теперь мы все вместе. Я, Фрауман и Микис. Навечно. Навечно.

Фрауман очнулся у меня на руках, постепенно пришёл в себя. Он счастливо улыбается, он понял, что я смог для нас сделать. Он счастлив.

Я не простил и поэтому не стал чёрным мертвым камнем как все.

22. Дьявол – раб и брат Вильгельма

Вильгельм дома один. К нашему приезду он уже пришёл в равновесие, помогла белая щетка для бороды с пчёлами. Он тихо сидит в мягких розовых тапочках посреди своей большой рабочей комнаты на высоком железном барном стуле. В его руках два автомата Калашникова. Вроде ничего необычного на первый взгляд. Но вокруг его стула четыре тени. Я, когда рассмотрел их, то похолодел от ужаса. Тени Вильгельма не касались ног Вильгельма. Нормальные распластанные по полу плоско-искажённые тени Вильгельма. Но они отстояли на полметра от ног Вильгельма. Они были отдельно от него! Как такое возможно! Это фокус, обман зрения? Или розыгрыш какой? Пора смеяться?