«Слона куда?» – я чуть не забыл про её огромного боевого белого слона в багажнике моей большой машины. «Будь добр, выпусти, пожалуйста, эту интеллектуальную скотину во дворе за домом, пусть пасётся и телек смотрит, там у него всё есть. И боевых существ туда же. Спасибо. Ты настоящий друг. Поклоны Вильгельму. Приходите все ко мне завтра. Пора спланировать и начинать битву добра и света.» Значит Офицеру тоже зачем-то нужна эта битва? Странно. Я отвёл огромного слона за дом и выпустил там же из леночкиной сумки её уставших боевых существ. Еле справился с соблазном забрать себе бешеных двинутых полосатеньких котиков – люблю котов, и пофиг что эти котики самое страшное оружие во вселенной.
На следующий день все собрались в доме Офицера, чтобы спланировать битву добра и света.
«Может повременим с битвой, всё же вроде хорошо пока, а?» – примирительные слова неистовой воительницы Леночки объяснимы – она снова счастлива, потому что её Эдик теперь снова и навсегда с ней. Как я понял, Вильгельм через Марту и Лиибе надавил на илопонога, и тот включил свои связи и протащил какие-то мутки со временем, пространством и генеральной моралью. В общем всё получилось, и сияющая счастливая Леночка в простом белом платье теперь сидит на коврике возле ног своего Эдика, всё время смотрит на него, улыбается, держит его за руку, а Эдик сидит на диване, смотрит влюблёнными глазами на Леночку, тоже держит её за руку. Но он бизнесмен, поэтому время от времени отвечает на деловые звонки по мобильнику, заглядывает в ноутбук, проводит планёрки по скайпу, даёт указания подчинённым, кого-то ругает и даже иногда увольняет лодырей.
Резко распахивается входная деревянная дверь и вбегает взволнованный запыхавшийся потный девятилетний мальчишка в пыльной не новой школьной форме и зелёных кедах без шнурков – это великий вампир. «Битва! Она! Уф! Уже началась! Уф! Уже идёт вовсю!» – великий вампир торопится скорее всё рассказать. «Мы с пацанами там яблоки тырим и груши, но груш в этом году почти нет – лето холодное. Ну вот, я как обычно лезу туда через забор, а там, блииииин! такое!, битва добра и света уже вовсю идёт! Только пока ещё нет никого, видимо ещё никто не знает… Воды дайте попить?».
Вильгельм нахмурился: «Значит мы опоздали. Кто-то уже начал битву добра и света до нас. И это может быть только…». Вильгельм осекся и внимательно посмотрел на меня. Очень недобро. «Что? Я? Я ничего не делал. Я просто… » – Вильгельм прервал меня жестом руки и с грустью произнёс мне непонятное: «Всё хорошо. Да, я знаю, ты ничего не делал. Но вот твой внутренний наблюдатель похоже уже решил всё за тебя».
«Что ж, будем как можно быстрее собирать войска для уже начавшейся битвы добра и света. У нас мало времени.» Вильгельм предложил разделиться, чтобы быстрее собрать воинов добра и воинов света. Каждый из нас получил своё задание и сразу отправился в путь, чтобы привести на поле сражения воинов-победителей. В этой битве не будет побеждённых – так решил я. Я – великий наблюдатель.
31. Слепая вера
«Вильгельм, да здесь же все слепые!» – я обнаружил это через полчаса пребывания в этом странном мире. От Вильгельма толку было мало, он увлёкся местными слепыми пчёлами и стал почти невменяем. Я решил выяснить всё сам. Вот на террасе возле местной кафешки сидит интеллигентного вида аккуратный старичок, не спеша пьёт кофе. Его и расспрошу.
«Сэр! Добрый день! Разрешите присесть? Не помешаю?» – я почтителен и вежлив. И мой расчёт оправдался – дедушка явно скучал, ему хотелось с кем-нибудь поговорить, он приветливо улыбнулся и пригласил меня к себе за столик. Я заказал капучино, и мы обменялись ничего не значащими вступительными фразами о погоде и о бренности всего сущего.
– Сэр, простите за любопытство, я сам не отсюда. Почему у вас здесь все слепые? Они такие от рождения?
– О, молодой человек, это потрясающая героическая история нашего мира. Я Вам охотно расскажу. Около ста лет назад в наш мир пришёл страшный вирус, и началась самая чудовищная эпидемия за всю нашу историю. Этот вирус распространялся через взгляд. Достаточно было заражённому человеку даже коротко взглянуть на другого человека, и сразу же тот другой человек заболевал. Заражал любой взгляд: через очки, через стекло, через толстое окно. Даже через телевизор. Если один из заражённых телезрителей взглянет на телеведущего по телевизору, и даже если телепередача транслируется в записи, то телеведущий заболевает. Немыслимо, но это так.