– О боже! Но это же ужасно! Вы выкалываете глаза пятилетним детишкам! Вы делаете всех здоровых детей слепыми инвалидами навсегда!
– Да, сначала они жестоко страдают. Но все вокруг такие, многие как животные привыкают быть как все. Многие быстро взрослеют, и привыкают думать в первую очередь о защите и благе других, о невинных, о слабых, о беззащитных. Они делают это добровольно, чтобы защитить своих любимых дедушек и бабушек. Они любят их и идут ради них на эту жертву. Другого пути остановить вирус нет.
– И что никто из детей не отказывается выколоть себе глаза?
– Ну почему же… Бывает иногда… Но эти дети сразу признаются не моральными людьми, а дикими животными. И отправляются жить в дикий лес, где быстро погибают от нападения диких животных или от холода. Но они сами выбрали дикое животное существование, это их путь. Что их жалеть и защищать? Они же не пожалели своих дедушек и бабушек, не захотели защитить их от вируса. Не захотели жить в человеческом обществе, где важно слепо приносить себя в жертву ради всех других, которые слабее тебя и не могут себя защитить.
– То есть с тех пор теперь у вас все слепые с детства… А может, вирус уже пропал и нет необходимости делать детей слепыми? Какие-то исследования проводились?
– Ох, молодой человек. Вот тут какая-то проблема стала возникать. Почему-то у нас в обществе стало всё меньше и меньше сильных учёных, и вообще сильных независимых интеллектуальных людей, способных самостоятельно мыслить, исследовать, ставить острые вопросы, заниматься наукой, исследованиями, да и просто открыто иметь другое мнение. Все как-то по течению плывут… Не видят ничего. Все как будто слепы… У нас на первом месте ценится не сила и умение независимо мыслить, а готовность не задумываясь пожертвовать собой ради ближнего, защитить слабого и беззащитного. И ещё у нас теперь количество слабых и беззащитных стало сильно превышать количество защитников. Быть слабым и беззащитным у нас безопаснее, чем быть защитником… Почти все защитники уже…
Дедушка на минуту замолчал. Потом безумно расхохотался: «Я теперь стар, и главное я в безопасности от вируса. Пятилетним ребёнком я себя ослепил ради других. Своей болью тогда я заплатил цену за свою безопасность теперь. Пусть теперь другие детишки ради меня выкалывают себе глаза. Они должны мне! Теперь их очередь жертвовать для меня! Ха-ха!»
Повсюду по улицам медленно идут слепые детишки, на лавочках сидят и улыбаются безумные старики. Я встал и пошел прочь. Разыскал Вильгельма, рассказал ему всё.
– Мы не будем из этого мира звать людей для битвы света и добра. Здесь не осталось воинов.
32. Народ северных предков
– В первую очередь мы пойдём звать на битву тех, кому дольше до неё добираться.
– Вильгельм, наверное, ты имеешь в виду тех, кто ещё не родился?
– Смешно. Но нет, всё проще. Мы пойдём к народу северных предков, а они очень медленно передвигаются, сам увидишь. Но они одни из самых великих воинов, их величие от почитания предков.
Я и Вильгельм стоим посреди большой северной долины, со всех сторон окружённой каменистыми невысокими холмами. Пейзаж напоминает северную Исландию. Тундра, деревьев нет, невысокую чёрно-зелёную траву колышет холодный сильный ветер, где-то вдалеке слышен шум неспокойного холодного моря. В небе низкие серые облака.
Мы развели костёр, чтобы не замёрзнуть ночью, поставили палатку. Вильгельм сказал, что нам здесь придётся пожить несколько дней, будем ждать пока к нам придут люди народа северных предков.
«Я заранее год назад сообщил им о нашем прибытии сегодня, и они тогда сразу же отправились нас встречать. Думаю, в ближайшие дни они наконец доползут сюда…» – Вильгельм говорит какими-то загадками.
Я проснулся ночью от какого-то нового очень далёкого и от этого едва различимого звука, больше всего похожего на пение хором большого числа людей, очень большого числа. Как будто поют вместе одну песню несколько сотен тысяч человек. Я захотел пойти на звук, но Вильгельм сказал ждать, пока они сами придут. Мы жили в палатке и ждали ещё неделю. С каждым днём звук массового пения всё приближался и нарастал. Он не смолкал ни на минуту, ни днём ни ночью. И это была всё время одна и та же мелодия и песня.
От этой песни вскоре меня начало бить и трясти. В ней было столько немыслимой силы, мощи. Сотни тысяч голосов пели одну бесконечную песню в унисон, в один бьющий в одном сердце ритм – от этого волны дрожи проходили по земле, камням, морю, небу. Слов песни я не понимал, но чувствовал, что она выражала великую силу и могущество, равного которому никогда не знала вселенная. В конце я встал на колени – мне хотелось смиренно преклониться, пасть ниц перед этим могуществом, выразить ему предельное почтение и уважение. Что же это?!