Но Сальвиан умел защищаться и поэтому дал объяснение, зачем им было написано псевдонимное послание. Как часто и делают люди, склонные к самооправданию, Сальвиан придумал себе массу извинений. Имя Тимофей, например, значит «почитающий Бога», так что он использовал его для того, чтобы почтить Господа. А его главный аргумент в свою защиту так и звучал, что сам по себе он никто, так что подпишись он своим именем, никто бы и внимания не обратил на его письмо. Или, если точно его цитировать, автор «мудро предпочёл использовать псевдоним, по очевидной причине нежелания неизвестностью своей персоны умалить влияние своей ценной книги» [28].
Через использование имени Тимофея он надеялся приобрести читательскую аудиторию. Его взгляды казались ему достаточно важными, чтобы воспользоваться чужим именем. Эта история рассказана нам Сальвианом, и из неё не видно, чтобы епископ благосклонно воспринял оправдания своего пресвитера, но если епископ был в данном вопросе обычным человеком своей эпохи, отношение которой к проблеме подлогов нам уже известно, то вряд ли он был так уж доволен Сальвианом.
Техника подлога
Нам неизвестно, каким именно образом епископ Сальвиана узнал, что якобы написанное Тимофеем письмо принадлежит авторству его пресвитера. Но, скорее всего, догадаться об этом было не очень сложно. Основное содержание письма касалось тех же тем, о которых Сальвиан, без сомнения, многократно говорил перед своими прихожанами и другими пресвитерами. Поскольку он был грамотен, то наверняка и раньше писал трактаты по этой и смежным проблемам. Если епископ знал о взглядах Сальвиана и читал его прежние работы, а значит, был знаком с его литературным стилем, то мог понять как дважды два, что новое, внезапно и неизвестно откуда взявшееся произведение принадлежит тому же автору, несмотря на свою псевдонимность.
Но вообще, в Древнем мире по вполне очевидным причинам подделывателей ловили за руку крайне редко [29]. Во-первых, древние ученые, которые могли быть заинтересованы в поиске мошенников, не имели современных нам сложных методов анализа, компьютеров, баз данных, замысловатых анализов авторского стиля и т. п. Древний ученый часто мог сказать, что литературный текст не принадлежит тому же автору, который написал другой текст (например, что книга Откровения не была написана тем же человеком, который написал четвертое Евангелие). Но и в самом деле, гораздо легче сказать, кто не писал книгу, чем сказать, кто её написал (кто написал послание Эфесянам, раз это был не Павел?).
Что ещё важнее, мошенники специально шли на ухищрения, чтобы их не поймали, и по большей части вполне успешно. В одном из современных интереснейших обсуждений проблемы Энтони Грэфтон из Принстонского университета показывает, как с веками утончалось искусство подделки параллельно с улучшением методов обнаружения подделок. Чем лучше ученые определяли подлоги, тем лучше совершали их подделыватели. Ученые постоянно совершенствовали свои методы, а подделыватели постоянно повышали своё мастерство [30].
Обычно древние мошенники использовали несколько приёмов, чтобы их не раскрыли. Первый и наиболее очевидный – самое тщательное копирование стиля и активного словаря известного автора, под которого подделываются. У каждого есть особенности стиля, и в принципе все они могут быть сымитированы. Менее искусные имитаторы просто выделяли для себя необычные слова, которые употреблялись автором, и использовали их постоянно, иногда гораздо чаще, чем это делал сам автор. Другие пытались имитировать примечательные моменты авторской грамматики: длина предложений, характерные причастные обороты, использовали целые фрагменты предложений и так далее. Высокообразованным литераторам практическая имитация чужого стиля была прекрасно знакома: регулярные упражнения в написании работ или составлении речей, копирующих стили известных писателей или ораторов, были частью образовательной программы высшего общества. Образованная часть имперского общества просто училась этому в школах, но большинство этих людей, конечно, никогда не занималось исследуемым нами родом мошенничества [31].
Имитирование авторского стиля может создать известное затруднение для распознания подделок. Но на самом деле далеко не все были так искусны. Точно так же, как большинство людей не смогло бы подделать Рембрандта, даже если бы от этого зависела их жизнь, мало кто способен писать в точности как Аристотель, Плутарх или Павел.
28
Письмо и комментарии к нему см. в A. E. Haefner, «A Unique Source for the Study of Ancient Pseudonymity», Anglican Theological Review 16 (1934): 8–15.
29
Ученые, пишущие о христианских псевдоэпиграфах, почти всегда упоминают, что автор так называемых Деяний Павла (или Деяний Павла и Феклы) был пойман и наказан. Это действительно так, но его преступление заключалось не в подлоге. Как я указываю в третьей главе более подробно, Деяния Павла не претендуют на авторство Павла. Автор был наказан не за то, что назвался Павлом, чего не было, а за то, что выдумал небылицу, которую пытался выдать за историческую хронику.
30
Anthony Grafton, Forgers and Critics: Creativity and Duplicity in Western Scholarship (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1990).
31
См. Raffaella Cribbiore, Gymnastics of the Mind: Greek Education in Hellenistic and Roman Egypt (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2001).