Нашлись недавно люди, которые сказали: вся мировая архитектура движима предрассудками! Откуда привычные нам каноны и пропорции? Почему столь красивы тайные, заброшенные храмы цивилизаций, прекративших течение свое? Почему холодок и любопытные ощущения возникают, когда смотришь на непонятно какой обрывок непонятно какой гравюры, которая странным образом уцелела, когда малопонятная секта, застрявшая между храмовниками и манихейцами, выслеживала, жгла и кочергами перемешивала архив малоизвестного античного строителя?
Сделаем же все по-новому! Огромные новые здания в центре современной цивилизации. Вернемся к довитрувианскому ордеру, всякое такое. Смотрите, как красива, какие странные чувства будит входная группа, вдохновленная тем затянутым джунглями храмом, который обнаружила в прошлом году пропавшая в тропическом лесу экспедиция! В день праздника, в день большого стечения народа торжественно сбросим полотна, до поры прикрывавшие сюрпризные фасады!
На фоне обратного отсчета до открытия новой архитектурной доминанты столицы мира некто продолжает беспокоиться. Что-то не так было с давешним проемом. Куда-то не туда он вел. Вообще никуда не вел. Проходя ежедневно мимо большой, шумной, солнечной стройки, привыкаешь к картинке за декоративными покровами. О чем напоминает новый фасад, который достраивается, и который примет окончательный вид буквально перед тем, как сбросят декорацию? На что-то похожа эта кладка, это обрамление… что-то смутное и болезненное…
Ассоциации срослись в ночь перед премьерой. Форма двери. Тот проем, перед которым лежали давешние странно деформированные и разъятые свидетели, был некогда квадратным. Ну, или иной какой-то нетривиальной, невиданной пропорции. Потом его частью заложили — видно, что второпях, видно, что очень давно и видно, что не мастера делали. Но стал он более или менее обыкновенным, привычным.
А потом кирпичи сбоку раскрошились, упали. Проем обрел первоначальную форму, которая была до того, как ее изменили какие-то древние-предревние знатоки, и которую не успели восстановить те, кого и посчитать теперь не получится, сколько их там было — торопясь, не успевая, чувствуя приближающийся неизвестно откуда запредельный ужас, бубенцы, полный конец всему, холод, холод, ничто, никогда больше.
И надпись нашлась, выпала, на пергаменте была, на глиняной дощечке или вообще сделанная дешевой шариковой ручкой на полях путеводителя: приходит сквозь свой проем, а придя — будущего не оставляет. Свой проем. Свойственный проем. Только через дверь своей формы. Через квадратную, например.
Традиционные, соразмерные прямоугольные проемы не просто так пришли с незапамятных времен. Делали двери и иными, иной формы, квадратными ли, более прихотливыми… Богато украшали резьбой и символами — но не успевали закончить. Двери иной формы не останавливали тех — не останавливали то — что приходило через свой проем.
Каменщикам-то надлежало хранить не немногие оставшиеся двери иной формы под осыпавшимися слоями цивилизаций — ну, вот почему-то нельзя было их сокрушить, разметать, отменить — а хранить запрет, не оглашая его, потому что мало ли желающих попробовать. Пусть не делает никто проемов той формы, которую кто-то — что-то — сочтет свойственной себе. Пусть немедленно уходят, тонут, горят те, кто задумывается над иными очертаниями, отличными от привычного нам вытянутого прямоугольника. Потому что через проем иной формы сначала подует холодом, который чуть шелохнет линии пространства, а потом — так, что не успеть сообразить — придут дождавшиеся приглашения. Свидетели раньше были, да; однако немели, седели и сходили с ума те, кто видели после того свидетелей.
Ну вот, а Каменщики не сохранили, подменили, обросли ритуалом. Архитектурные школы забыли о своем главном, от веков и эонов, назначении: запретить строить проемы, квадратные ли, более ли прихотливой формы, в общем, те, которые. Другие времена пришли, новые и новейшие.
Завтра архитектор-новатор должен лично сбросить завесу с фасада, исполненного новых, новых и невиданных до холодка восторга дверных проемов, отсылающих искушенного к традициям неведомых цивилизаций — до Каменщиков, доминойским, довитрувианским, цивилизаций, которым не суждено было расцвести по причинам, теперь внимательному человеку очевидным.
Регулярный ритуал фэйри
Стон ритуальных флейт и грохот барабанов сделались нестерпимыми. Толпа адептов колышется в такт, серые куколи неотличимы от серых же, присыпанных пещерной пылью голов. Впереди, на илистых камнях алтаря, жрец простер руки к толпе, показывая страшное, красное. Бросил под ноги. Воззвал к силе. На погруженный в стоялую воду скрытого залива алтарь полетели страшные, бесформенные артефакты. Захрипели под ножами жертвы.