Таким образом, в то время как Россия в 1993-94 гг. перешла к более твердому, а иногда и жесткому отстаиванию интересов национальной безопасности России, в Соединенных Штатах возникли вопросы о том, сохранится ли столь тесное совпадение российских и американских интересов, как предполагалось ранее. Раннее российское почтение к американскому лидерству при Ельцине в 1992 году (начатое при Горбачеве в 1991 году), конечно, никогда не было жизнеспособной моделью отношений или основой для реального партнерства. Но к 1993 году это начало производить впечатление на американцев.
Возрождающаяся аме1иканская озабоченность по поводу явного или потенциального российского неоимпериализма в ближнем зарубежье также сопровождалась независимой российской политической и дипломатической позицией по Боснии и Сербии. В отличие от предыдущей войны в Персидском заливе и арабо-израильских переговоров, где российская и американская политика совпадали, и США играли ведущую роль, в боснийском кризисе Россия заняла собственную позицию. Она также стремилась к урегулированию путем переговоров, и как внешняя сила, обладающая наибольшим потенциалом влияния на сербов, чтобы склонить их к сотрудничеству, она сыграла конструктивную роль, но по собственной инициативе и на другом направлении. В феврале 1994 года дело шпиона Эймса вызвало необычайный шквал внимания в американской прессе и Конгрессе. Хотя то, что доверенный американский ветеран ЦРУ Олдрич Эймс стал советским (и остался российским) шпионом, было подло, кратковременная вспышка призывов к пересмотру американских отношений с Россией, и особенно экономической помощи ей, была абсурдной. В конце концов, Эймс выдал не секреты американской политики, а секреты об американских шпионах в России. Было абсурдно предполагать, что Соединенные Штаты имеют право вербовать русских для передачи им российских секретов, но плохой формой для русских было защищать себя, вербуя американца, чтобы узнать об этих шпионах Соединенных Штатов в России. То, что такие волнения могли произойти, показало хрупкость американских отношений с Россией.
В то время как изменение американских взглядов на Россию было отчасти реакцией на предполагаемые изменения в российской политике или, по крайней мере, изменения в риторике, оно также в значительной степени было вызвано тем, что многие американские политические деятели увидели новую возможность занять позиции, которые не были популярны в романтический период 1992-93 годов (или даже с 1990 года). Существовало три категории критиков американской политики в отношении России: "холодные воины", геополитики и политики. Жесткие "холодные войны" не хотели отказываться от врага и после окончания холодной войны искали нового противника, на которого можно было бы ополчиться. Геополитики не хотели отказываться от игры. Некоторые, включая Збигнева Бжезинского и иногда Генри Киссинджера, предлагали создать противовес России в Украине и других пограничных государствах, проверяя, по сути, "ближнее зарубежье", с помощью перспективной стратегии неоконсервации. Политики просто хотели ударить по Клинтону и считали политику Клинтона в отношении России, которая в 1993 году была самопровозглашенным успехом администрации, уязвимой после выборов в декабре 1993 года и неудачных экономических реформ для возможного провала и прихода на смену более воинственного российского националистического правительства.
В дополнение к этим негативным американским реакциям на изменение российской политики, существует более здоровое запоздалое признание другими людьми в правительстве и вне его того, что Россия является независимой страной и великой державой со своими собственными национальными интересами. Хотя некоторые критики считают, что Россия является скорее соперником, чем партнером, некоторые представители администрации Клинтона, в частности министр обороны Уильям Перри, назвали эти отношения "прагматичным партнерством", и, как он отметил, "Россия может быть и нашим партнером, и нашим соперником, и тем, и другим одновременно", и "у новой России есть интересы, отличные от наших интересов". Даже с такими союзниками, как Франция и Япония, у нас есть соперничество и конкуренция наряду с партнерством, и так будет с Россией".
Новый российский реализм полностью совместим с развитием хороших отношений между двумя странами. Задача обеих стран - построить реальное партнерство, отвечающее национальным интересам обеих стран, сотрудничать в преследовании совпадающих и общих интересов, учитывать различия, когда интересы или цели расходятся, и примирять или нейтрализовать конфликтующие интересы. Если объективные различия в силе и глобальных интересах делают невозможным партнерство равных, то возможным и необходимым является партнерство равных.