Когда в 1981 году администрация Рейгана вступила в должность, она унаследовала продолжающуюся программу тайной помощи повстанцам-моджахедам в Афганистане. Она продолжала и постепенно расширяла эту программу. Афганистан был назван тревожным звонком о советской угрозе. По словам посла ООН Джин Дж. Киркпатрик, "советское вторжение вызвало повсеместную переоценку ситуации в мире, основанную на новом и более трезвом понимании опасности, которую политика Советского Союза теперь представляет для глобальной стабильности и мира во всем мире". Кроме того, было сказано, что вторжение "стало переломным моментом в послевоенной эпохе, окончательно завершив период оптимизма в отношении эволюции советской политики и намерений". Кстати, в этой же речи в ноябре 1981 года посол Киркпатрик впервые назвал афганских моджахедов "борцами за свободу" - адаптация термина, впервые примененного к венгерским повстанцам в 1956 году и вскоре принятого президентом Рейганом.
Подчеркивая ключевую роль Советского Союза, Хейг и другие члены администрации подчеркивали использование Советом "прокси" и "суррогатных" сил. В своих выступлениях и других заявлениях в 1981 и 1982 годах, а также в своих более поздних мемуарах Хейг неоднократно называл Кубу, Ливию, Организацию освобождения Палестины (ООП), Вьетнам (часто все еще "Северный Вьетнам", анахроничное обозначение) и Никарагуа советскими "прокси", "суррогатами" или "клиентами". Такое объединение коммунистических союзников Советского Союза (кстати, имеющих свои собственные региональные интересы и цели), таких как Куба и Вьетнам, с некоммунистическими независимыми акторами на мировой арене, такими как Ливия и ООП, было вопиющей ошибкой33. Президент Рейган тоже не только назвал "Каддафи в Чаде, Кубу в Анголе, Кубу и восточных немцев в Эфиопии, в Южном Йемене и, конечно, теперь попытку здесь, в нашем собственном Западном полушарии" действиями с участием "суррогатов" Советского Союза, но он также говорил о Кубе, Ливии, ООП, "и других странах коммунистического блока" таким образом, что можно было предположить, что он не понимает, что Каддафи и ООП не были коммунистами.
Размыванию советских отношений поддержки различных стран третьего мира и вменяемого контроля над этими странами и руководства их действиями способствовала тенденция Хейга и Рейгана рассматривать национально-освободительную борьбу в различных странах только как средство для обслуживания советской геополитической и стратегической экспансии. Хейг осознавал, что в странах третьего мира существуют серьезные проблемы, которые могут привести и привели к возникновению революционных ситуаций. Но как только происходило советское, советско-союзническое или местное коммунистическое участие или перспективная выгода (даже если только за счет уменьшения влияния Запада), он видел, что ситуация превращается в советскую наступательную угрозу Соединенным Штатам, которой необходимо противостоять. Так, например, "Сальвадор, каким бы тяжелым ни было его положение, был не просто местной проблемой. Это была и региональная проблема, которая угрожала стабильности всей Центральной Америки, включая Панамский канал, Мексику и Гватемалу с их огромными запасами нефти. И это была глобальная проблема, потому что она представляла собой вторжение национально-освободительной войны в Западное полушарие". В другом полушарии стало возможным только потому, что Хейг (и Рейган) рассматривали все это явление как "советскую стратегию освободительных войн "36 , а не как советскую поддержку и эксплуатацию в собственных интересах конфликтов коренного населения.
Администрация пошла дальше, определив Советский Союз как (по словам Рейгана в июне 1980 года) источник "всех беспорядков, которые происходят" в мире. Хейг начал, буквально с первых дней пребывания администрации у власти, описывать Советский Союз как спонсора международного терроризма. В его концепции советская стратегия включала в себя две фазы: начальную фазу выбора "цели", где существуют условия для беспорядков, которые Советы используют путем "терроризма, подрывной и тайной деятельности", и более позднюю стадию, когда они перерастают в национально-освободительную войну, в которую они вмешиваются с помощью оружия и марионеточных сил или даже более прямых действий. Эта точка зрения представляла собой любопытно наивный образ мира, в котором Советский Союз выбирал, подрывал, а затем вмешивался со своей стратегией национального освобождения, в то время как народы вовлеченных стран были абсолютно пассивны. Хейг осознавал, что такая конструкция советской стратегии не полностью учитывает местные причины, даже если игнорировать местные инициативы, но она, по крайней мере, давала обоснование американской заинтересованности в преодолении любых местных интересов, которые могли бы совпасть с советскими действиями или получить от них помощь. "Если мы проигнорируем этот сложный [советский] подход и дадим им карт-бланш в так называемых освободительных войнах из-за оправданных социальных условий в стране-мишени, мы примем формулу катастрофы". По его мнению, возможная советская выгода перевешивала любые "оправданные местные условия" или даже региональные соображения в той мере, в какой это касалось Соединенных Штатов.