Проскочив еще два моста через реки с гранитными набережными и несколько перекрестков, сани свернули налево и двинулись по Малой Морской улице. Вскоре они застыли перед сверкающим новогодним убранством зданием в стиле модерн. У входа красовалась табличка: «Астория». По левую руку от вышедших из саней путников располагалась огромная площадь с православным собором невероятной красоты. Его золотой купол ярко сиял на солнце.
— Что это? — спросил завороженный Янек.
— Исаакиевский собор, — пояснил Басов, степенно перекрестившись на сияющий в небе православный крест.
Янек обвел глазами площадь, и взгляд его задержался на стоявшем поблизости конном памятнике. Сила, экспрессия, державная мощь читались в скачущем на бронзовом коне неведомом всаднике.
— Кто это? — спросил Янек.
— Это памятник Николаю Первому, — вступил в разговор Чигирев-старший.
У Янека в ярости сжались кулаки. Не было для него во всей истории Российской империи более ненавистного персонажа, чем этот царь — душитель польской свободы. Только образ Иосифа Сталина, человека, уничтожившего независимость воссозданного Польского государства, вызывал в нем большее отвращение.
— Пошли в гостиницу, что ли? — прогудел Крапивин, заботливо оглядывая компанию. — Морозец-то знатный. Замерзли небось?
Швейцар при входе низко поклонился гостям. Выбежавшие на улицу носильщики бодро подхватили багаж вновь прибывших. В холле у стойки регистрации перед путешественниками предстал господин средних лет.
— Чем могу быть полезен? — осведомился он.
— Я Игорь Петрович Басов, — чуточку надменно сообщил Басов. — Для меня и моих спутников заказаны апартаменты.
— Так точно-с, — легко поклонился господин, раскрывая лежавший на стойке журнал и заглядывая в него. — Две комнаты класса «люкс» вас ожидают. Изволите занять немедленно?
— Разумеется. И распорядитесь об обеде.
— Прикажете подать в номер?
— Да, и побыстрее.
— Меню вам принесут в номер. Не желаете ли чего с дороги, пока заказ приготовят? Есть великолепная астраханская осетрина. Только поутру привезли.
— Распорядитесь. И водки на всех. Пусть доставят свежие газеты и репертуар императорских театров.
— Слушаюсь-с, — низко склонился распорядитель.
При виде апартаментов у Янека перехватило дыхание: он сроду не видел такой роскоши. Вышколенная прислуга в мгновение ока доставила багаж и принесла все заказанное. Небрежно скинув на обитый шелком диван соболью шубу и шапку, Басов сменил валенки на лакированные туфли, подошел к стоявшему посреди комнаты столу, на котором уже помещались два полуштофа водки и тарелки с тонко нарезанной осетриной, наполнил рюмки и произнес:
— Ну что же, с прибытием вас, господа, — и, быстро выпив, крякнул от удовольствия.
Янек даже сморгнул, до того разительно отличались манеры Басова от привычных. Еще два дня назад перед ним был лощеный европеец, неизменно вежливый, педантичный, чуточку надменный, а теперь — ни дать ни взять разбитной русский купец.
Крапивин тоже подошел к столу, одним махом опрокинул в себя рюмку, прикрылся рукавом и выдохнул:
— Хорошо пошла. Ядреная водочка.
Чигирев сел за стол, поднял свою рюмку и провозгласил:
— За успех нашего дела.
— Ты лучше пей, — усмехнулся Басов, уплетая кусок осетрины. — Промерз же весь насквозь. О делах после поговорим.
Янек нерешительно подошел к столу.
— Давай, герой, причастись, — ободрил его Крапивин. — Оно и для здоровья полезно.
Янек присел на краешек стула, нерешительно поднес ко рту рюмку и выпил. Яростный пожар тут же охватил всю его гортань. Он поперхнулся и закашлялся. Мужчины весело рассмеялись. Крапивин похлопал мальчика по спине:
— С крещением, парень.
— Закуси, — сочувственно посоветовал Басов, разливая всем по второй.
— Игорь, ты здесь часто бываешь? — после небольшой паузы спросил Чигирев.
— Нередко.
— Я, однако же, полагал, что у тебя здесь квартира.
— Зачем? — Басов искренне удивился. — В гостинице очень недурное обслуживание. А постоянного жилья я и в Варшаве не покупал. Та квартира, где мы были, — съемная.
— Только не говори, что тебе денег не хватает, — усмехнулся Чигирев.
— Не буду, — пообещал Басов. — Это принцип. Такие люди, как мы, не могут позволить себе роскошь осесть на одном месте.
— Военные — это понятно, — заметил Крапивин. — Но тебе-то что мешает? Ты вроде в политику и войну зарекался влезать.
— Не что, а кто мешает, — буркнул Басов. — Я сам себе не даю. Когда хочешь свободы, не можешь себе позволить привязываться ни к чему.
Он поднял рюмку:
— За то, чтобы каждый из нас добился того, о чем мечтает… либо вовремя сумел остановиться.
Произнеся этот своеобразный тост, он лихо осушил рюмку.
— Эк, завернул, — усмехнулся Крапивин, поднимая свою.
Сглотнув кусок нежнейшей осетрины, Янек потянулся к своей рюмке, но его руку перехватил отец:
— Не хватит ли тебе, друг мой?
— А я и вообще уйти могу, — обиженно отозвался парень.
— Не обижайся, Янек, — ободрил его Басов. — Надо же твоему отцу почувствовать себя родителем. Хотя в чем-то он прав.
Торжествующий Янек поднял рюмку и, громко выдохнув, опорожнил ее, еле удержавшись, чтобы снова не закашляться. Недовольно фыркнув, Чигирев-старший тоже выпил и сказал:
— Ну, так что мы будем делать?
— Что делать? — переспросил Басов. Он встал из-за стола и развернул одну из лежавших на журнальном столике газет. — Положим, в Мариинском сегодня дают «Аиду». Дирижер Эдуард Францович Направник. Грех не послушать.
— Да я не про то, — разочарованно протянул Чигирев,
— И я не про то, — ответил Басов. — В разведке есть такой термин: «легализация». Вадим знает. Надо освоиться в новой обстановке, завести знакомства, а уж потом начать действовать. Дней десять вживаетесь в образ. Гуляете, общаетесь с людьми. Я вас познакомлю кое с кем. Потом я уеду… и делайте что хотите.