Брусилов долго молчал, ковыряя ножом в тарелке. Наконец он заговорил:
— Положим, вы достаточно верно очертили проблемы, стоящие перед Россией. Одну только забыли — инородцев. Империя так долго подавляла чужие народы, презирала их традиции и уклад, что вызвала у них стойкую неприязнь к себе. И эти болтологией не занимаются. Эти совершенно определенно готовятся к большой драке. Я даже могу понять их. Но мне также ясно, что при первых признаках слабости империи они начнут еще больше раскачивать лодку. Не только поляки, Речь Посполитую которых так блистательно уничтожал упомянутый недавно государем Суворов. Допускаю, что и чухонцы, и грузины вылезут с лозунгами самоопределения. Как русский офицер и дворянин я не могу допустить развала своей страны. Но вы понимаете, когда одновременно поднимутся инородцы, крестьяне и рабочие, легко нам не будет. А если это произойдет еще до окончания войны… Хорошо, как говорят на тактических занятиях, задача поставлена. Каковы ваши предложения?
— Мы должны предотвратить это.
— Каким образом?
— Нужны реформы, и немедленные.
Брусилов печально посмотрел на подчиненного.
— Государь никогда на это не пойдет, — произнес он наконец. — Даже не потому, что сейчас идет война. Просто он искренне убежден, что путь России — это самодержавие, православие, народность. Сам Манифест пятого года был вырван у него почти силой. Как только появится возможность, он прихлопнет всю эту говорильню одним ударом. Я даже допускаю, что наш обожаемый самодержец потому так рвался воевать в четырнадцатом, что рассчитывал в случае быстрой победы ликвидировать Думу и вернуть себе абсолютную власть. Военная кампания вот только по-другому пошла, и ему пришлось руководить войсками, выдерживая думскую критику.
— Хотел укрепить свою власть, а нарвался на революцию, — вздохнул Крапивин.
— Еще, положим, не нарвался.
— Но обязательно нарвется. Алексей Алексеевич, внешний курс погубит Россию. И мы погибнем, если не будем ничего предпринимать.
— Скажите лучше, что мы как офицеры можем предпринять в этой ситуации? Я считаю, что наша задача — воевать как можно лучше и с Божьей помощью одолеть врага, прежде чем произойдут все те ужасы, о которых вы говорите.
— Не успеем, — ответил Крапивин. — У нас нет в запасе двух лет. И полутора лет тоже нету.
— А почему вы считаете, что требуется именно полтора-два года? — пристально посмотрел на него генерал.
— Я это сказал просто для примера.
— Интересный пример. Дело в том, что, по данным Генштаба, ведя войну на два фронта, Германия исчерпает свои ресурсы именно через полтора-два года. То есть неизбежно потерпит поражение не позже осени восемнадцатого года. Я как командующий фронтом имею доступ к этой информации. Вы, безусловно, — нет. Вот я и интересуюсь, откуда вы взяли эти цифры.
— Алексей Алексеевич, честное слово, я взял их для примера. Просто гипотетически предположил.
— Очень интересно взяли. Ладно, вы, кажется, хотели изложить свой план спасения России. Продолжайте.
— Я, собственно, сказал все. Если в ближайшие месяцы не будут предприняты масштабные социальные преобразования или такие преобразования не будут твердо обещаны, нас ждет революция.
— Я вам уже сказал, государь на это никогда не пойдет.
— Значит, нам надо сменить государя.
Брусилов долго молчал, глядя куда-то в сторону, после чего произнес:
— Если бы я не знал вас как блестящего боевого офицера, то пресек бы этот разговор еще в начале. Но я вполне понимаю ход ваших мыслей и даже разделяю некоторые из них. Я действительно не вижу ничего дурного в том, чтобы растрясти наших толстосумов и заставить их поделиться с народом. Я приветствовал бы раздел земли между теми, кто работает на ней. Давайте отбросим все разглагольствования о долге и преданности престолу. Мне очень нравится девиз генерала Слащева: «Служить родине, а не лицам». Я служу России, и, если я вижу, что кто-то ведет ее к гибели, я обязательно встану на его пути. Если бы я видел воистину достойного претендента на престол, я бы обязательно поддержал его. Но поверьте, людей, способных решительными действиями вывести страну из кризиса, просто нет. Из кого вы собираетесь выбирать? Романовскую семейку я вам вообще не рекомендую трогать, вы в любом случае не дождетесь оттуда толковых реформ. А кто тогда? Уж не хотите ли вы вместе с думскими либералами добиваться свержения монархии? Упаси вас Господь. Вы-то должны понимать, что эти демагоги заболтают любое дело. Но самое главное, в это тяжелое для России время мы не должны участвовать в расколе нации. Наша с вами задача — служить родине и защищать ее от внешних врагов. А те, кто принял на себя крест ответственности за судьбы страны, пусть ведут ее.
— Вот я тоже так думал раньше, — проворчал Крапивин. — Оборонял от внешних врагов. А когда обернулся назад, оказалось, что и родину украли, и лица, которым надо служить, больше на рыла смахивают.
— Не понял вас? — подобрался Брусилов.
— Виноват, господин генерал-лейтенант, разрешите обратиться к господину подполковнику, — вытянулся рядом с их столиком штабс-капитан с аксельбантом на плече.
— Обращайтесь, — рассеянно посмотрел на него Брусилов.
— Господин подполковник, вам пакет из канцелярии Верховного главнокомандующего. — Штабс-капитан протянул Крапивину большой конверт, запечатанный сургучными печатями, козырнул и удалился.
Крапивин быстро вскрыл депешу и пробежал ее глазами.
— Высочайшим указом мне присвоено звание полковника. Кроме того, я переведен в Петроград. На меня возлагается командование внешней стражей Александровского дворца в Царском Селе.
— Сиречь места пребывания августейшего семейства, — заключил Брусилов. — Стало быть, на государя произвел впечатление ваш ночной спектакль. Что ж, вполне в стиле нашего самодержца. Сильных людей в ближайшем окружении он не терпит, но всегда рассчитывает на их помощь в трудную минуту. Да и высоких людей он недолюбливает. А вас, как назло, Господь тремя аршинами роста наградил. Так что войти в ближайшее окружение государя у вас не получится. Но все равно поздравляю. Это серьезное повышение. Безусловно, мне жаль терять вас. Но я надеюсь, что на новом посту вы принесете больше пользы отечеству.
— Больше всего пользы я принес бы, если бы организовал сеть специальных отрядов, — недовольно возразил Крапивин.
— Как знать, может, вам еще представится такая возможность. А пока организуйте надлежащую охрану августейших особ. Но главное, не забывайте того, о чем я вам сказал. Мы служим родине, а не лицам, — Это я навсегда запомню, ваше превосходительство, — пообещал Крапивин.
ГЛАВА 15
Петроград
Извозчик остановил пролетку прямо напротив подъезда. Крапивин быстро расплатился с ним и за считанные секунды взлетел на третий этаж, туда, где снимал квартиру Чигирев. Историк встретил его в прихожей. Одет он был по-домашнему, в добротный стеганый халат и мягкие туфли.
— Господи, боже мой, уже полковник! — изумился он при виде старого знакомца. — И полный георгиевский кавалер в придачу. Поздравляю! Что же ты не писал о своих подвигах?
— Да чего там писать, — недовольно буркнул Крапивин. — Воюем. Как положено.
— Ну, проходи, располагайся. Я и не ожидал, что так быстро приедешь. Извини, я так и не понял из твоей телеграммы: ты переведен сюда на службу или в отпуск приехал?
— Переведен на службу.
— Понятно. Подожди меня в столовой. Я сейчас распоряжусь насчет обеда. И ванну, наверное, тебе принять бы не мешало.
— Пожалуй, — согласился Крапивин. — Только скажи сначала: от Игоря есть вести?
— Нет. Как уехал тогда, в тринадцатом, так словно сквозь землю провалился.
— А от Янека?
Чигирев заметно погрустнел:
— Об этом я тебе позже расскажу. Когда отдохнешь.
— Что-нибудь случилось?
— Да.
— Нужна помощь?
— Нет. Вряд ли ты сможешь помочь.
Через два часа, когда Крапивин вымылся и пообедал, Чигирев зазвал его в свой кабинет и плотно запер двери.