— Бог все видит, — говорила она, — и он не терпит хулиганства.
Франц Маркович, чтобы угодить ей, тоже бранил Васю, называл его ослиным мозгом и русским дурачком.
Однажды горничная, улучив момент, когда никого не было в Васиной комнате, сунула ему что-то под подушку, — это Петька прислал ему в подарок яблоко.
К концу августа Вася мог уже немного ходить по комнате. Анна Григорьевна решила, что время переезжать в Москву. Она боялась, что Вася, поправившись, опять возобновит свои «шалости». Васе было очень грустно расставаться со своими приятелями. Он даже не имел возможности с ними проститься, но когда коляска с Анной Григорьевной и тарантас, где сидели Франц Маркович и Вася, выезжали из ворот «Ястребихи», мальчики издали махали ему шапками.
Все это происходило в конце лета 1916 г.
VI. В ТЕМНОТЕ
Холодная сентябрьская ночь окутала все непроницаемым мраком.
Два солдата шли в темноте по высокому берегу Днестра, который еле слышно плескался где-то внизу. Лее, покрывавший берег, глухо шумел в темноте. На том берегу изредка вспыхивал огонек и тотчас же потухал,
— Долго ли нам еще итти, Степан? — спросил один из солдат.
— Долго еще, дядя Влас, — отвечал Степан, — успеем еще прогуляться.
Они невольно говорили вполголоса. Немецкие расположения были всего в одной версте, мост, по которому они рассчитывали перейти на тот берег, оказался взорванным, и теперь им пришлось добираться до ближайшего понтонного моста.
В темноте они наткнулись на какие-то обгорелые балки и остатки забора. Повидимому, тут раньше было жилье.
— Ишь, — сказал дядя Влас, — небось человек прежде жил, чай, дом строил, обдумывал, как все лучше сделать, а хватанули его снарядом и только мокрое местечко осталось. И сколько эта война зла людям понаделала!
— И еще понаделает, — сказал Степан, — коли долго дураки еще воевать будут!
Дядя Влас с удивлением посмотрел на него.
— Такого приказа нет еще, чтобы войну кончать, — сказал он.
— А ты не воюй, вот тебе и приказ.
— Ишь ты какой, а сам небось добровольцем пошел!
Степан сердито поправил фуражку.
— С дуру пошел, карахтер у меня беспокойный, на месте мне не сидится, а как посидел два года в окопах, так и понял.
— Что понял?
— А то, что не с тем воюем.
— А с кем же воевать-то?
— А вот обмозгуй!
Дядя Влас с минуту шел молча, должно быть обмозговывал.
Он вдруг остановился и сказал, пристально глядя на Степана:
— А ведь я понял, куда ты гнешь!
— Понял, и ладно!
— Нет, не ладно! Страшное это дело!
— А в окопах сидеть не страшно?
Перед ними вдруг ярко забелело что-то. Сноп ослепительных лучей пересек им дорогу и далеко врезался в ночь.
— Прожектор, — прошептал Степан.
— Германский, — также шопотом проговорил дядя Влас.
Светлая полоса медленно отодвинулась от них. В этом месте леса была длинная просека, шириною она была шагов в двести; по этой просеке взад и вперед ползал немецкий прожектор.
Оба солдата остановились под прикрытием деревьев и смотрели, как белая полоса медленно доехала до того места, где снова начинался лес. Не останавливаясь, она поползла обратно, и там, где она проползала, был виден каждый пенек, каждый листочек, словно в ясный полдень. Вот она поползла под ноги притаившихся солдат. На миг деревья, за которыми они притаились, кинули от себя черную густую тень. Но через секунду кругом был снова мрак, и яркая полоса медленно отползала обратно.
— Ишь, черти, — пробормотал дядя Влас, — ужель нам здесь всю ночь стоять? А рассветет, так и вовсе не проберешься.
— А мы вот что сделаем, — сказал Степан, — когда она к нам подойдет еще раз, мы потом следом за ней пойдем в темноте, а там, как ей обратно ползти, мы сразу бегом и опять за деревья.
Дядя Влас одобрил этот план. Как только свет дошел до них, и снова пополз обратно, они пошли следом за лучом, идя по самому берегу, так как дальше от него все было завалено на-спех срубленными деревьями. Они прошли уже больше половины пути, как вдруг произошло нечто непредвиденное: прожектор вдруг изменил свой маневр, и повернул обратно.
Две солдатские фигуры резко обозначились на фоне ночного неба.
— Беги, — крикнул Степан.
И оба побежали. Но ночная тишина уже разлетелась на части от пулеметного грохота. Дядя Влас, бежавший впереди, услыхал вдруг, как вскрикнул бежавший следом за ним Степан.