— Я долго отсутствовал, господин, — сказал Симон. — Какие еще известия были из Черного города? Эррит сидит на троне?
— Не один. Я так и думал. Он заставил Форто работать за него. Генерал притворяется императором, хотя и не решается так себя называть.
Симон обеспокоенно поднял брови:
— Значит, нет надежды, что его армия присоединится к нам?
— На это никогда не было надежды. Форто слишком честолюбив, чтобы упустить трон. И у нас всегда были плохие отношения, даже когда Аркус был жив. Форто знал, что его единственным шансом на власть был союз с Эрритом. — Бьяджио презрительно улыбнулся. — Наш проклятый епископ — человек умный. Сейчас у нас суша против моря.
— Тогда нам необходима полная уверенность в верности Никабара, господин. Мы обречены, если потеряем его флот. Бьяджио возмутился:
— Симон, ты меня изумляешь! Дакар — человек хитрый, но он никогда не был предателем. Он мой друг, как и ты. Я не хочу даже слышать подобных подозрений.
— Мой долг — заботиться о вас, господин, — объяснил Симон. — Я буду следить за ним не потому, что я сомневаюсь в ваших словах, а потому что вы мне дороги. Чтобы противостоять легионам Форто, нам необходим флот адмирала.
— Ах, Симон, — рассмеялся граф, — да ты — настоящая клуша! Неужели ты думаешь, что в твое отсутствие я сидел сложа руки? Кое-что уже приведено в движение. — Он сделал пальцем круг. — У меня планы не на одного только Вэнтрана! Эррит и Форто скоро узнают, каково связываться с графом Бьяджио.
Лицо Бьяджио расплылось в ухмылке, и Симон внезапно почувствовал себя ужасно глупо. Ну, конечно, его господин действовал! Как он мог в этом усомниться? Это была умственная работа, мудрая и хитрая, и ее трудно было увидеть и оценить. Вот почему они поклялись ему в верности, вот почему сам Симон стал Рошанном. Бьяджио гениален. Иначе, чем ученый Бовейдин или безумец Саврос. Бьяджио родился с талантом к интригам. Сам Аркус понял это и сделал графа своим ближайшим советником. В дни прежней империи Рошаннов Бьяджио его «Порядка» страшились даже больше, чем солдат Форто. Он был невидимой армией, легионом призраков.
Симон откинулся на спинку скамьи и расслабил мышцы в потоке горячего воздуха. Было так приятно выйти из темницы. А еще приятнее — сойти с корабля. Он провел почти все плавание в каюте, стараясь не дать желудку вырваться из горла. И все время ему грезился триец, закованный в трюме, и он не мог понять, зачем он принял участие в этом деле. В последнее время ему недостаточно стало напоминать себе, что он — Рошанн. Почему-то у него начала появляться совесть.
— Мне можно вас кое о чем спросить, господин? — решился он наконец.
— Конечно.
— На обратном пути мы не видели ни одного лисского корабля. Я все думал, куда они девались. Вы не знаете? Бьяджио быстро глянул на Симона.
— По-моему, ты уже и сам знаешь ответ на этот вопрос, мой друг.
— Значит, они начали свои нападения?
— Никабар сказал мне, что они уже довольно давно нападают на нарские торговые корабли. Пока тебя не было, они совершили набег на Дорию.
Симон был потрясен.
— Так близко от Черного города? И что Никабар предпринял?
— Ничего, — ледяным тоном ответил Бьяджио. — И ты это знаешь, Симон. Не смотри на меня с таким негодованием. Ты должен мне доверять. Это часть моего плана.
— Нар не сможет от них защититься, господин. Без флота — не сможет.
— Я это знаю.
— И все-таки ничего не делаете? У Бьяджио опасно вспыхнули глаза.
— Я не собираюсь оправдываться и объясняться. Даже перед тобой. Не забывай: это не я украл империю! Пусть наш народ винит в нападениях лиссцев Эррита.
— Но Черный флот может их остановить, милорд! Речь идет о невинных людях…
— Достаточно! — оборвал его Бьяджио, подняв руку. — Право, Симон, иногда мне кажется, что я слишком тебя балую. Ты меня расстроил. Испортил мне баню.
Симон потупился:
— Простите, господин.
Бьяджио продолжал обижаться и молчал, пока Симон не поднялся, чтобы уйти. А тогда граф вдруг резко спросил:
— Куда ты собрался?
— Мне показалось, что мне лучше сейчас вас оставить.
— Ты собираешься увидеться с ней?
В этом вопросе было столько ревности, что Симон мог только пожать плечами.
— Если можно, господин. Бьяджио отвел взгляд.
— Мне все равно.
Симон остановился у двери.
— Мой господин, если вы этого не хотите…
— Ты был сегодня со мной очень невежлив, Симон. Да, да, иди к своей женщине. Но помни, кто позволил вам завести роман. Ты сожительствуешь с ней только благодаря моей доброй воле. Ты Рошанн, Симон. Тебе полагается быть преданным мне одному. Я терплю твое увлечение только потому, что ты мне дорог. Не злоупотребляй этим.
— Да, милорд, — виновато отозвался Симон.
— А, ладно, иди, — приказал Бьяджио, махнув рукой. — Но приходи завтра. Я тоже хочу побыть с тобой.
Симон повернулся к двери, но Бьяджио снова окликнул его. На этот раз граф говорил гораздо мягче.
— Симон, — сказал Бьяджио, глядя на него с искренней тревогой. — Я знаю, что тебе трудно. Но я прошу тебя мне довериться. Я знаю, что делаю.
— Я в этом не сомневаюсь, господин.
— Через несколько дней у меня будут новые сведения. Тогда мы все встретимся за ужином, и я попытаюсь всем все объяснить. Подожди этого момента, а пока не суди меня слишком строго.
— Слушаю и повинуюсь, — ответил Симон с поклоном. Он вышел из купальни, пятясь, оставив своего господина в клубах пара.
Симон отложил встречу с Эрис почти до полудня. Она беспокоилась о нем, но ему хотелось как следует вымыться и избавиться от испачканной одежды. Поскольку он был любимцем Бьяджио, шкафы в его спальне были переполнены прекрасными нарядами. Он выбрал легкую рубашку из красного кроутского шелка, сбрил бороду, расчесал волосы и постарался вычистить из-под ногтей спекшуюся кровь. Когда он оделся, слуги принесли ему на завтрак молоко с печеньем, и он жадно все проглотил. Дождавшись часа, когда его господин должен был уже уйти из купален и начать дневные дела, Симон вернулся в восточное крыло дворца. Там, в музыкальном салоне, он нашел Эрис в одиночестве: она рассеянно разминалась у станка. Пока она разогревала мышцы, ее зеленые глаза смотрели в никуда. Симон остановился в дверях и стал смотреть на нее. У нее был печальный вид, и ему стало грустно. Он пожалел, что не нарвал для нее в саду цветов. Крадучись, он прошел к роялю и нажал на клавишу. Удивленная неожиданным звуком, Эрис повернулась — и заулыбалась, увидев его.
— Здравствуй, моя радость, — тихо сказал он.
— Симон!
Эрис высвободила ногу из станка, бросилась к нему, обхватила руками и уткнулась лицом ему в грудь. Симон застонал и поцеловал ее темные волосы, наслаждаясь ис-. о ходящим от них ароматом сирени.
— Прости, любимая, — прошептал он. — Я не мог прийти к тебе раньше. Я приехал вчера вечером, но…
Она поцелуем заставила его замолчать. Симон поцеловал ее еще раз, а когда она отстранилась, он жадно посмотрел на нее.
— Ох, как мне тебя не хватало! — сказал он. — Как ты? Он хорошо с тобой обращался? Девушка засмеялась:
— Конечно! А почему бы ему со мной плохо обращаться? Ведь я — его добыча!
— Ты моя добыча, — промурлыкал Симон, отрывая ее от пола и кружась с ней по салону. Эрис радостно завизжала. — Видишь? Я тоже могу танцевать! — пропел Симон, кружась по плиткам пола.
Он остановился у табурета для рояля, усадил маленькую танцовщицу себе на колени и стал теребить губами ее шею. Эрис снова засмеялась, а потом вдруг откинула голову и застонала. Они долгие недели не прикасались друг к другу, и теперь оба не в силах были остановить прилив чувств.
— Не здесь! — предостерегла его Эрис. — И не сейчас.
— Тогда сегодня ночью, — настоятельно сказал Симон. — Когда он заснет.
— Да, сегодня ночью, — согласилась она. — Ах, мой любимый, я так тревожилась…
— Не надо тревожиться, — прошептал Симон. Обхватив ее лицо ладонями, он заглянул ей в глаза. — Посмотри на меня. Я ведь обещал тебе, что вернусь, правда? И вот я здесь.