— Каждую ночь я думаю о возвращении в Нар, — сказал он. — Назад, в Арамур. Я их всех бросил, Дьяна. Я позволил им умирать. И я слышу, как они кричат мне, обвиняют меня. Даже Сабрина.
Сабрина. Дьяна отвела глаза. Она никогда не признавалась Ричиусу, что разделяет его чувство вины за ее смерть, хотя никогда даже не встречалась с этой девушкой. Но он оставил Сабрину и Нар ради нее, Дьяны, и за это его жену убили. У Дьяны задрожали пальцы, и она убрала руку с его лба.
— Сабрина мертва, — холодно проговорила она. — Тебе ее не воскресить.
Ричиус воззрился на нее.
— Я это знаю. Но за преступление должен быть дан ответ. Кто-то должен заплатить.
— Кто-то и платит, любимый, — ответила Дьяна. — Ты.
— Дьяна…
— Нет! — прервала его она. — Молчи и выслушай меня. Сабрина мертва. И Арамура нет. Теперь ты живешь здесь. Ричиус. Ты живешь среди трийцев, потому что больше не можешь вернуться домой. Это все, что у тебя осталось. — Она отвела взгляд. — Я — все, что у тебя осталось.
На нее опустился тяжелый груз вины. Она сказала это. И это было приятно. Но теперь следствием ее слов стало ужасное молчание. Ричиус пристально смотрел на нее. В темноте она ощущала его взгляд. Он винил ее, и она это понимала.
— Ты вернулся сюда ради меня, — мрачно сказала она. — Но ты сам так решил, Ричиус. Я никогда тебя об этом не просила. Ты думал, это сделает тебя счастливым, но тебя ничто не делает счастливым. И теперь ты винишь меня за свое горе.
Ричиус сел на постели.
— Я тебя не виню, — прошипел он. — Не говори этого!
— Винишь. Я вижу это, когда ты на меня смотришь. Тебе хочется уехать и воевать против Нара вместе с лиссцами, но тебя не волнует, что станет с нами. И ты не видишь опасности, потому что ты ослеплен ненавистью. Нар рвут на части, и ты хочешь получить свой кусок.
— Арамур — моя страна, Дьяна. Я король.
— Не король, — возразила Дьяна. — Уже нет. И что бы ты ни делал с Наром, даже если ты убил бы своего графа Бьяджио, тебе никогда не получить Арамур обратно. — Она печально ссутулилась. — Почему ты заставляешь меня быть такой жестокой? Почему мне приходится говорить тебе все это, хотя это должно было быть понятно и так?
Ричиус растерял всю свою браваду.
— Я просто хочу поступать правильно, — бессильно сказал он. — Но не знаю как.
Дьяна пожала плечами:
— И я тоже. Но я хочу, чтобы ты залечил свои раны. Я хочу, чтобы ко мне вернулся мой муж.
Его рука легла ей на плечи нежно, как ветерок. От этого прикосновения Дьяна задрожала. Он притянул ее голову к себе на грудь и стал гладить ее белые волосы. Она была в его объятиях как дитя, хрупкое и обожаемое. Ей не хотелось показывать ему свои слезы. Она хотела быть ради него сильной.
— У трийцев есть выражение, — сказал он, — «говорить с небом». Наверное, именно это мне и надо сделать.
— Что?
— Мне надо поговорить с небом. Ты не знаешь этого выражения?
— Где ты его услышал?
— От Карлаза. Он говорит, что так делают трийцы, когда им неспокойно. Они уходят от всех и на какое-то время остаются с природой. Они ищут ответы.
— Может быть, так делают в Чандаккаре. Я никогда раньше об этом не слышала. — Она высвободилась из его объятий. — Ты это хочешь сделать? Уехать из Фалиндара?
— Да, — ответил он.
— Один?
— Если бы я был один, в этом не было бы толка, Дьяна. Мне надо подумать. Мне надо ненадолго отсюда уехать. Во мне скопилось много такого, в чем мне надо разобраться. Это ничего?
— Я не могу тебе помешать. Он попытался улыбнуться.
— Ты сердишься.
— Да, — согласилась Дьяна. — Ты постоянно твердишь мне, в какой я опасности, а теперь вдруг говоришь, что хочешь уехать. А как же Бьяджио? Тебя он не тревожит?
— Люсилер за вами присмотрит, — ответил Ричиус. — И если ты будешь делать, как я говорю, не будешь выходить из крепости, пока меня нет, с тобой ничего не случится. — Он умоляюще посмотрел на нее. — Пожалуйста, не надо со мной об этом спорить! Дай мне уехать со спокойной душой. Я вернусь к тебе.
Дьяна вздохнула. Ей не нужно было, чтобы он в этом клялся. Она знала, как сильно он любит ее и Шани.
— На какое время ты собираешься уехать? — спросила она.
— Не знаю. Наверное, примерно на неделю. Не намного больше.
— Куда ты отправишься?
— По правде говоря, не знаю. Я думал поехать с Карлазом в Чандаккар. Он скоро уедет из Фалиндара. Но он сказал, что мне следует побыть одному… — Ричиус рассмеялся. — Возможно, это просто какая-то религиозная чушь. Но я хочу попробовать. Я просто хочу…
— Побыть в одиночестве. Да, я знаю. — Дьяна снова вернулась к нему и свернулась у него на коленях. В его объятиях было тепло, удивительно безопасно. Так было всегда. — Отправляйся, — сказала она. — Иди и разговаривай с небом. Послушай, что оно тебе скажет.
— Ах, теперь ты надо мной смеешься…
— Нисколько, — возразила она. — Люди бывают очень разные, Ричиус. Некоторые находят путь в обществе близких. Другим надо быть в одиночестве. Ты относишься к их числу. По-моему, так у тебя было всегда.
6
Герцоги-близнецы
Лорла не знала своей фамилии.
Она не знала, были ли у нее братья и сестры, не знала, кто были ее родители и почему они отдали ее в лаборатории. Она сохранила о них только смутные воспоминания, и это было все. Ее мать, которую она вспоминала туманно, словно во сне, была женщиной невысокой и не слишком привлекательной. Ее отец был толстый, с темными волосами. Большего она просто не могла вспомнить, и порой это ее тревожило — обычно тогда, когда она чувствовала себя одинокой, а в последнее время такое случалось все чаще и чаще. По пути на Драконий Клюв ей порой начинало казаться, что те отрывочные воспоминания — это единственное, что у нее есть.
Много дней подряд в темном небе не видно было просветов. Дэвн, ее немногословный проводник, ехал быстро, чтобы опередить бурю, но они все равно попадали под холодный дождь, и Лорла часто начинала дышать на руки, чтобы не дать им замерзнуть. Она бежала из Гота в шерстяном плаще и толстых перчатках, но они направлялись на север, и приближалась зима. Вскоре похолодает настолько, что продолжать путь станет невозможно. Лорла мечтала о горячей еде и теплом ночлеге. Ни в одной из попадавшихся на пути деревень они не останавливались. Лорла решила, что ее дело настолько важно, что она не может рисковать встречей с кем бы то ни было, и пряталась в лесу, пока Дэвн покупал провизию. Каждую ночь они устраивали лагерь под беззвездным небом, разводя очень маленький костер, чтобы не привлечь ничьего внимания. Лорле надоели маленькие костерки. Ей хотелось посидеть у жаркого пламени.
Стараясь спрятать лицо от ветра, Лорла опустила капюшон плаща на рот и нос. Она ненавидела холод. Ее учителя предупреждали ее, что у нее хрупкое тело и что зима для нее особенно опасна. Она гадала, ощущает ли Дэвн холод: может быть, это ее странное тело создало мороз в ее собственном воображении?
Пони, которому она дала имя Фантом, был теплый, и Лорла приникала к нему, как можно ниже наклоняясь к его холке. Фантом оказался хорошим спутником, и Лорла надеялась, что сможет оставить себе это животное, когда они доберутся до Драконьего Клюва. В лабораториях у нее практически ничего не было, а вот Локкен обращался с ней хорошо, как с собственной дочерью. Но сейчас герцог уже наверняка погиб. И герцогиня Карина тоже. Известий из Гота не было — даже в тех деревнях, куда заезжал Дэвн. По крайней мере так он ей говорил. Лорла сощурила глаза, глядя на Дэвна. После посещения очередной деревни Дэвн странно затих. Лорла хотела было начать его расспрашивать, но потом удержала себя. Дэвн получил приказ сопровождать ее — и больше ничего, так что он не делал попыток утешать ее или хотя бы с ней разговаривать. Лорла решила, что для ее дела так даже лучше.
В чем бы ни заключалось ее дело.
«Я доберусь до Драконьего Клюва, и там буду жить в тепле, — пообещала себе она. — И там будет герцог, который обо мне позаботится. Локкен сказал, что так будет».