В несколько коротких минут нарское судно прекратило существование. Пракна стиснул зубы. Это был проклятый богами работорговец! Он заслуживал того, чтобы потонуть — со своей командой и грузом. Командующий флотом смотрел на кипящий океан, пока от корабля не осталось ничего, кроме пены — а потом исчезла и она. Он отвернулся от поручней и оказался лицом к лицу с Марусом. Выражение лица старшего помощника было серьезным.
— Он вез рабов, — пробормотал Пракна, обращаясь не столько к Марусу, сколько к самому себе. — Чтобы они работали в военных лабораториях. И строили корабли…
— Да, сэр.
Пракна судорожно сглотнул.
— Возобновляем патрулирование, — тихо сказал он. — Я буду у себя в каюте.
— Есть, сэр.
Марус дал своему капитану отойти. Но едва Пракна успел сделать несколько шагов, как Марус его окликнул:
— Пракна!
Пракна остановился и снова повернулся к своему другу:
— Да?
— В следующий раз, — пообещал Марус, — это будет «Бесстрашный».
8
Черное Сердце
На борту «Устрашающего» Симон Даркис проводил долгие часы на палубе. Повседневная рутина длительного плавания обтекала его, как река валун. Он считался особым гостем графа Ренато Бьяджио, и членам команды больше ничего не нужно было знать об их странном пассажире. Симон старался им не мешать, но ему необходимо было выходить на солнце, чтобы его слабые лучи заставляли его кожу краснеть, чтобы ветер обветривал ему лицо. Так как его желудок не выносил бесконечной океанской качки, вынужденное голодание давалось ему легко: все, что он заталкивал себе в горло, моментально выходило обратно. Прошло уже три мучительные недели с того дня, как они отплыли с Кроута, и с тех пор Симон ни разу как следует не поел. Всегда бывший худым Симон стал теперь изможденным: именно так ему и надо было выглядеть, чтобы обмануть Шакала. Он повесил свою одежду для маскировки — форму нарского легионера — на рею, а иногда скатывал в ком и тащил ее по воде. Как и его собственное тело, форма должна нести на себе следы непогоды, иначе ему не сыграть избранной роли. У него в каюте была приготовлена и пара обычных сапог с подошвами настолько стертыми, что пальцы почти касались земли. Симон придумал эту уловку сам, и Бьяджио ее одобрил.
Симон не был знаком с Нарским Шакалом и не держал на него обиды. В чем-то он даже восхищался Вэнтраном. Этот человек поверг империю в хаос, отказался от королевской власти над Арамуром и создал из трийцев армию, которая смогла нанести поражение легионам Форто. И все ради любви к женщине. Симону казалось, что при иных обстоятельствах они могли стать друзьями. Но Симон был Рошанном, а мщение Бьяджио неотвратимо.
Он не стал рассказывать Эрис о своем задании. Она все равно его не поймет. А если бы она узнала правду, это могло бы мгновенно убить ее любовь. Несмотря на свою близость к Бьяджио, эта невинная девушка почти ничего не знала о Рошаннах. И это не было просто договоренностью между ним и Бьяджио. Вне зависимости от его женитьбы на танцовщице Бьяджио потребовал бы от него мстить Вэнтрану. Эрис просто станет наградой за годы верной службы. И еще она станет для господина способом выразить свою особую привязанность к Симону. Симон понимал это — и содрогался. Но он не обманет Бьяджио. Он любит Эрис и сделает все, чтобы жениться на ней — даже выкрадет ребенка. Он честно признавался себе, что девочке никогда не уйти с Кроута живой. Если она вообще его покинет, то только разрезанная на кусочки. Бьяджио любит посылать людям головы.
Его господин — чудовище. Теперь Симон хорошо это сознавал. Глядя с палубы на пробегающие волны, он думал о том, что служит чудовищу, существу, чей разум сожрало снадобье. Бьяджио не всегда был таким, и Симон оплакивал память о нем. В первые дни существования Рошаннов, когда Бьяджио был молод, а Симон был мальчишкой, граф был для жителей Кроута героем. Он включил остров в империю, подкармливал крестьян бесконечными грузами с материка, дал Кроуту то, чего ему отчаянно не хватало, — уважение. Бьяджио был правой рукой императора, и стало немодно называть кроутов сборщиками маслин и пьяницами. Они стали Рошаннами, опасными и внушающими страх. И за один этот великий дар жители острова обожали графа Бьяджио и готовы были простить ему все, что угодно.
Даже безумие.
В этот день на палубе «Устрашающего» было холодно. Крейсер свободно скользил по бурному океану под надутыми парусами. Симон стоял на корме и смотрел на струю за кораблем. «Устрашающий» был прекрасным кораблем, одним из самых новых в Черном флоте. Конечно, он не был так внушителен, как «Бесстрашный», но для этого секретного поручения он подходил лучше. Сейчас он уже обогнул мыс Люсел-Лора и направлялся к Фалиндару. Капитан Н'Дек не хотел допустить ошибок и вел судно далеко от берега. Он сказал Симону, что в этих водах водятся гигантские морские змии и кальмары, способные утащить на дно даже «Бесстрашного». Н'Дек был человеком ехидным, склонным запугивать собеседника лживыми историями, но Симон все равно пoдoзрительно наблюдал за глубинами. Он питал отвращение к морю — странная черта для человека, который вырос на острове.
Вскоре они уже будут в Люсел-Лоре. Симон заранее предвкушал, как почувствует под ногами твердую землю, однако само задание его пугало. В конце концов, оно было невыполнимым, и он в душе не рассчитывал на успех. Вэнтран будет подозрителен ко всему. Он пережил императора, убил Блэквуда Гэйла и, что самое невероятное, перехитрил Бьяджио. Симон не верил, что столь сообразительный человек позволит незнакомцу украсть его дочь. Однако Симон был уверен, что есть одна вещь, без которой Ричиус Вэнтран страдает. Он — нарец. И это значит, что в Люсел-Лоре он одинок. Рядом с ним нет никого, кто бы его понимал, и ему наверняка будет отчаянно хотеться пообщаться с соотечественником. Симон понимал, что идет на риск, но считал, что у него есть неплохие шансы на удачу. Он сыграет на симпатиях Вэнтрана, вотрется ему в доверие. Вэнтран привыкнет к тому, что у него есть друг. И тогда Симон, как кобра, нанесет удар.
«Я лишен совести, — подумал Симон. — Боже, помоги мне!"
Вот почему он был таким хорошим Рошанном, почему Бьяджио привык на него полагаться. Фамилия Симона была неслучайной. Он обдуманно назвался Даркисом. На языке Фоска, где родилась его мать, это слово означало «черное сердце». Симону казалось, что такое имя как нельзя больше подходит человеку без совести.
«Нет», — мысленно поправил себя Симон. Он не лишен совести. По крайней мере не совсем. Он испытывает сожаление по поводу своего задания: достаточно сильное, чтобы оставаться человеком. И это было приятно. Если бы он был человеком верующим, то молился бы о прощении, но новый бог Нара был глух к жителям Кроута. Поэтому Симон хранил молчание и просто смотрел на кильватерную струю корабля, изумляясь ее размеру. Ветер хлестал его обросшее бородой лицо и сушил губы. За спиной садилось солнце, возвещая конец дня. Матросы на палубе перекликались друг с другом, занимаясь своим делом. Симон подумал об Эрис, вспомнил ее заостренное личико и безупречную грудь. У нее были божественно красивые ноги — длинные и стройные. Симон почувствовал прилив желания, которое наполнило его одиночеством. Скоро он захватит дочь Шакала и навсегда освободится от этого томления. Они с Эрис поженятся, Симон закрыл глаза и улыбнулся. В этот момент у него за спиной послышались шаги.
— Змиев видел? — спросил Н'Дек. Капитан встал вплотную к Симону и ткнул его локтем в бок. — Удачное место, чтобы блевать, верно, Даркис? — поддел его капитан. — Может, нам поставить сюда твою койку?
Симон расхохотался. Несмотря на неуживчивость капитана, Н'Дек ему нравился. Он был человек остроумный и необычный, а его команда считала его суровым, но справедливым капитаном.
— Не становись ко мне слишком близко, Н'Дек. А то я могу блевануть на твой красивый мундир.
— Если ты и блеванешь, то одной водой, — сказал капитан. — Тебе надо больше есть. Если ветер еще немного усилится, то снесет тебя за борт.