Люси тоже, что вовсе не означало, что она их обожала. Фокус состоял в том, чтобы отыскать то, что ты не станешь ненавидеть всей душой.
«Программу ей составлял тренер, но они с отцом обычно занимались одни в гимнастическом зале».
И гимнастические залы Люси не жаловала.
«Начинали они с легких растяжек, потом…»
Тут она помрачнела. Да кто угодно мог написать такие скучные предложения. Мэт хотел что-то особенное, личное, а вовсе не это.
Люси удалила файл и выключила компьютер. Утро было слишком замечательным, чтобы заниматься писаниной. Люси схватила бейсболку и по шатким деревянным ступенькам спустилась к лодочной пристани. Спасательный жилет в каяке оказался ей велик, но она его как-то приспособила и взяла лодку.
В тот момент, когда она гребла вдоль каменистого пляжа, венчавшего Гусиную бухту, ей с трудом верилось, что она залегла на каком-то острове на Великих Озерах. Она явилась сюда с целью раскопать секреты человека, которого ее родители наняли ради ее безопасности, но дом не дал никаких ключей к разгадке, так почему она все еще здесь?
Потому что ей не хотелось покидать это место.
Поднялся ветер, когда она попала в открытые воды озера, и Люси повернула лодку носовой частью к волнам. На мгновение она освободила руку и потерла кровавый терновый венец на руке. Она больше не знала, кто она такая. Продукт беспорядочного детства? Сирота, взвалившая на себя ответственность за маленькую сестренку? Знаменитый ребенок, который стал частью символической американской семьи? Стал примерной студенткой, преданным делу социальным работником, состоявшимся лоббистом? Она привлекла много денег для решения некоторых важных вопросов и проталкивала законодательство, изменившее жизнь многим людям. И не беда, что в ней росло недовольство этой работой. Совсем недавно Люси превратилась в невесту-неврастеничку, давшую от ворот поворот мужчине, предназначенному стать любовью всей ее жизни.
Разрываясь между работой, семьей и планированием свадьбы, она была слишком занята, чтобы предаваться самоанализу. Зато сейчас времени у нее уйма, и ей не по душе пришлись чувства, возникшие от раздумий, поэтому она повернула снова к дому. Приходилось грести против течения, усилий тратилось больше, однако настроение только улучшилось. Люси добралась до спокойной бухты и перевела дух. И тогда увидела одинокую фигуру человека, стоявшего в конце пристани.
Черты разглядеть было нельзя, но этот силуэт она узнала бы где угодно. Широкие плечи и узкие бедра. Длинные легкие на подъем ноги, развевающиеся волосы.
Сердце глухо застучало. Люси старалась выиграть время, сделав ненужный крюк, чтобы проверить бобровую хатку, потом еще один, якобы срочно заинтересовавшись упавшим в воду деревом. И все это совершая медленно. Собираясь с духом.
Ему не стоило целовать ее в аэропорту Мемфиса. Не следовало тогда так на нее смотреть. Если бы он ее не поцеловал, не посмотрел со всеми этими бурными чувствами, клубившимися в его взгляде, она бы вернулась в Вашингтон, к своей работе, и у него не осталось бы ничего в память о ней, кроме одноразового перепихона.
Чем ближе Люси подплывала, тем больше в ней закипал гнев: не только на него, но и на себя. А что если он решил, будто она гоняется за ним? Чего и в помине не было, но в данный момент все выглядело именно так.
Люси подплыла к пристани. Вытаскивать лодку на каменистый берег ей трудно было, поэтому в хорошую погоду она главным образом привязывала суденышко к лестнице. Впрочем, сейчас она не стала этого делать: вместо этого прикрепила свободно каяк – слишком уж свободно – к столбику на конце пристани. И наконец взглянула на гостя.
Он маячил над ней, одетый в стандартный набор из джинсов и футболки, на последней значился выцветший логотип Детройтского департамента полиции. Люси охватила эти высокие скулы, крупный нос, эти тонкие садистские губы и голубые и пронзительные, как лазеры, глаза. Он сверху сердито смотрел на нее.
– Что, черт возьми, приключилось с твоими волосами? И что ты делаешь одна на озере? И кто, по-твоему, будет тебя спасать, случись чего?
– Твои две недели истекли, поэтому тебя это не касается, – огрызнулась она. – А сейчас бы я предпочла, чтобы ты помог мне забраться на пристань. У меня судорога.
Ему стоило предвидеть, к чему это приведет. Впрочем, он ведь знал только Люси и не был знаком с Гадюкой. Он подошел к краю пристани аки агнец на заклание и потянулся к ней. Она схватила его за запястье, собралась с духом и со всей силы резко дернула.
Вот дурачок набитый. Свалился прямо в воду. Она, вообще-то, тоже, но ей было наплевать. Ей нужно было только любыми возможными способами взять над ним верх.
Он вынырнул из ледяной воды, сыпля проклятиями и отфыркиваясь, с мокрыми, торчащими во все стороны волосами. Ему не хватало только абордажной сабли в зубах. Люси отбросила с глаз мокрые волосы и крикнула:
– Я думала, ты не умеешь плавать.
– Я научился, – рыкнул он в ответ.
Она отплыла от каяка, спасательный жилет задрался под мышками.
– Ты жалкое ничтожество, ты это знаешь? Лживое и жадное ничтожество.
– Давай, выкладывай все, не стесняйся.
Он поплыл к лестнице длинными сильными гребками.
Она плыла вслед за ним, от гнева неровно гребя.
– И ты первоклассный… – Гадюка подобрала нужное слово. – Задница!
Он оглянулся на нее, потом стал взбираться на лестницу.
– Еще не закончила?
Люси схватилась за нижнюю ступеньку. Вода еще не потеряла весеннюю прохладу, и зубы выбивали дробь так сильно, что заболели.
– Лжец, притворщик.. – Она запнулась, узрев выпуклость. В точности, где и ожидала увидеть. Люси вскарабкалась вслед за ним по лестнице.
– Надеюсь, твой пистолет водопроницаемый. Что, нет? Какая жалость.
Он уселся на настил и задрал правую штанину, освободив черную кожаную кобуру на лодыжке, которая объясняла, почему он отказывался носить шорты на Каддо–Лейк и не лез в воду. Вытащил пистолет и откинул магазин.
– Ты снова на задании? – Она убрала с глаз влажные крашенные волосы – палец запутался в косичке. – Что, мои родители продлили твой контракт?
– Если ты чем-то недовольна, разбирайся со своими родными, а не со мной. Я просто делал свою работу.
Он, стукнув, высыпал пули в ладонь.
– Они снова тебя наняли. Вот почему ты здесь.
– Нет. Я здесь потому, что до меня дошел слух, что кто-то самовольно вселился в мой дом. Кто-нибудь просветил тебя, что проникновение со взломом – это уголовное преступление?
Он продул пустой магазин.
Она пришла в неистовство:
– А кто-нибудь просветил тебя, что телохранители должны представляться тем, кого охраняют?
– Я уже сказал. Разбирайся со своей семьей.
Люси уставилась сверху на его макушку. Волосы уже начали завиваться. Ох уж эти буйные кудри. Как дебри лесные густые и враждебные. Что за человек отращивает такие волосы? Она стала неуклюже возиться с застежками на спасательном жилете, так разозлившись на Панду – и на себя – что никак не могла их расстегнуть. Она проделала весь этот путь из–за какого-то поцелуя, убедив себя, что он что-то значит. И частично была права. Значил он только то, что она не в своем уме. Люси рванула жилет.
– Так, выходит, ты еще и оправдываешься? Ты просто делал свою работу?!
– Поверь. Это было нелегко. – Он отвлекся от продувания магазина на время, достаточное, чтобы окинуть взглядом ее прическу и терново-кровавую татуировку на предплечье. – Надеюсь, это не вечная. Ты выглядишь дико.
– Да пошел ты! – Гадюка сказала бы «пошел на хрен», но с уст Люси не смогли слететь такие ругательства. – Тебе, конечно же, понравилось это небольшое дополнение к оплате, которое ты поимел в конце? Оттрахать дочку президента, чтобы получить право хвастаться в раздевалке корешам-телохранителям.
Сейчас он с виду разозлился не меньше ее.
– Так вот что ты думаешь?
« Я потеряла последние клочки своего достоинства, когда приехала сюда – вот что я думаю».