О, Боже, что же она натворила?
Суматоха на другой стороне церкви привлекла внимание охранников. Люси не стала выяснять, что там такое происходит. Вместо того она, спотыкаясь, обогнула шлакоблочную стену, бросилась через дорогу и притаилась за мусорным баком. У нее так тряслись коленки, что пришлось прислониться к ржавому металлическому контейнеру. От него исходило зловоние гниющего мусора. Тревожных криков не было слышно, только отдаленный шум толпы зрителей, собравшихся на представление перед церковью.
Люси услышала тоненький плач, похожий на мяуканье котенка, и поняла, что он исходит от нее. Она проскользнула вдоль подстриженного кустарника, отделявшего старые викторианские дома. Кусты заканчивались на вымощенной кирпичом улице. Люси перебежала ее и нырнула в чей–то задний дворик.
Маленькие площадки затеняли старые деревья, а отдельно стоявшие гаражи выходили в узкие переулки. Люси подобрала подол мантии и, ничего не замечая вокруг, побрела по дворам, переходя с одного на другой. Тонкие каблуки впивались в землю рядом с только что посаженными грядками овощей, где на рассаде росли размером с мраморные шарики зеленые помидоры. Из открытого кухонного окна донесся запах жаркого, из другого слышались звуки какой–то телеигры. Скоро все телевидение будет перемалывать новости о безответственной дочери бывшего президента страны Корнелии Кейз Джорик. Всего за какой–то полдень она спустила семнадцать лет безупречного поведения. Семнадцать лет, когда она доказывала мамочке и папочке, что они не ошибались, когда удочерили ее. А что же касается того, как она поступила с Тедом… Ранить его еще больнее она просто не могла бы.
Залаяла чья–то собака, заплакал ребенок. Люси споткнулась о садовый шланг. Прошла позади качелей. Собачий лай стал громче: на проволочный забор, отделявший соседний двор, бросилась рыжая дворняжка. Люси обогнула статую Девы Марии и направилась в переулок. В туфли набились камешки.
Тут Люси услышала рев мотора. У нее застыла спина. В переулок влетел видавший виды серебристо-черный мотоцикл. Люси юркнула в просвет между гаражами и прижалась спиной к облупленной белой краске. Мотоцикл замедлил ход. Люси затаила дыхание и стала ждать, когда он проедет мимо. Напрасно. Вместо этого он медленно подъехал и остановился как раз перед ней.
Мотоциклист пристально вгляделся в щель между гаражей, туда, где стояла Люси.
Пока он изучал ее, двигатель работал на холостом ходу. Черный ботинок со стуком опустился на гравий.
– Ну, как оно? – сквозь шум двигателя спросил байкер.
Как оно?! Она растоптала будущего мужа, унизила свою семью, и если она что–либо быстро не предпримет, то станет самой знаменитой сбежавшей невестой на всю страну, а этот парень всего лишь хочет знать, как оно?
У него были слишком длинные волосы, завитками ложившиеся на воротник, холодные синие глаза над высокими скулами и губы садиста. После стольких лет под опекой телохранителей в Люси укоренилась привычка, что ей гарантируется безопасность, но сейчас она в безопасности себя не чувствовала, и то, что она смутно узнала в байкере одного из гостей на вчерашнем обеде после репетиции, точнее, одного из разношерстных дружков Теда, совсем ее не успокоило. В не очень чистом, плохо сидевшем черном смокинге, расстегнутой у воротника парадной белой рубашке и мотоциклетных ботинках, по виду не знавшими иного обувного средства, кроме пыли, он выглядел как тип, с которым ей не хотелось бы столкнуться в каком–нибудь закоулке. Именно там, где она сейчас и очутилась.
Нос прямой, квадратный кончик. Из кармана плохо сидевшего смокинга торчал скомканный галстук. А эти отросшие буйные кудри выглядели, словно небо, нарисованное пальцами Ван Гога, которые тот обмакнул в черные чернила.
За десять лет, со времен первой президентской компании Нили, Люси старалась говорить то, что надо, делать то, что требовалось, всегда улыбалась, всегда вела себя вежливо. Сейчас же она, давно поднаторевшая в искусстве светских разговоров, не могла придумать, что сказать. А вместо того ощутила непреодолимое желание захохотать. Как оно у нее?Да никак.
Он мотнул головой в сторону заднего сидения:
– Хочешь прокатиться?
Шок поразил тело, прострелив от вен до мелких капилляров, пронзив мускулы до самых косточек. Ее затрясло, не от холода, нет, а от того, что она вдруг поняла: ей смерть как хочется оказаться на этом мотоцикле. Больше всего на свете. Усесться на быстрый мотоцикл и умчаться подальше от всего того, что она натворила.
Парень поглубже запихнул в карман галстук. И ее вдруг понесли вперед ноги. Словно действовали независимо от тела. Люси попыталась их остановить, но не тут–то было. Она подошла поближе к мотоциклу и увидела побитый знак с техасскими номерами вместе с потрепанной наклейкой на бампере, покрывавшей часть видавшего лучшие дни кожаного сиденья. Надпись стерлась, но Люси еще могла разобрать слова.
ГОРЮЧКУ, ТРАВКУ ИЛИ ШЛЮШКУ.
ДАРОМ НЕ КАТАЮ.
Надпись ударила беглянку почище взрывной волны. Люси не могла не обратить на предупреждение внимание. Но ее тело, ее предательское тело, само все решило за нее. Рука подтянула мантию. Нога оторвалась от земли. И перекинулась через сидение.
Незнакомец лишь вручил Люси шлем. Она натянула его на голову, скрыв несчастную свадебную прическу в виде зачесанных наверх волос, и обхватила седока за пояс.
И они помчались по переулку. Вздымалась мантия, по голым ногам били струи ветра, по козырьку шлема хлестали развевающиеся пряди волос.
Люси подоткнула мантию, а мотоциклист в это время вылетел из одного переулка в следующий, сделал резкий поворот направо, потом еще один, только мускулы на спине успевали напрягаться под дешевой тканью смокинга.
Потом выехали из Уинетта на двухполосное шоссе, тянувшееся вдоль отвесных известняковых скал. Шлем был защитным коконом Люси, мотоцикл – ее планетой. Они проехали мимо цветущих полей лаванды, растущих по всей холмистой равнине виноградников, мимо завода по производству оливкового масла. Ветер натягивал мантию, обнажая ее коленки и бедра.
Солнце на небе опустилось ниже, усиливавшаяся прохлада проникала сквозь тонкую ткань. Люси от всей души приветствовала холод. Она не заслужила тепло и комфорт.
Они прокатились по деревянному мосту и миновали дряхлый сарай с нарисованным на боку флагом штата Одинокой Звезды. Высвечивались надписи об экскурсиях в пещеры и на ранчо для отдыхающих. Мимо проносились мили. Двадцать? Больше? Она не знала.
Когда они доехали до окраины какого–то городка с одним единственным светофором, байкер свернул к захудалому круглосуточному магазинчику и припарковался в тени сбоку здания. Потом мотнул головой, дескать, слезай. Люси запуталась ногами в мантии и чуть не свалилась.
– Есть хочешь?
От одной лишь мысли о еде Люси затошнило. Она опустила затекшие ноги и помотала головой. Он пожал плечами и направился к двери.
Через запыленное забрало шлема Люси разглядела, что парень выше, чем она представляла: около шести футов, ноги у него длиннее туловища. С буйными черными кудрями, оливковой кожей, развязной походкой он не мог еще более быть непохожим на конгрессмена, сенатора или какого–то другого общественного лидера, которые населяли жизнь Люси. Со своего места через окно ей было видна часть магазина. Байкер прошел в конец зала к холодильнику. Продавщица оторвалась от своих дел и наблюдала за посетителем. Он исчез на несколько секунд из вида и появился вновь с шестибаночной упаковкой пива, которую водрузил на прилавок. Продавщица тряхнула волосами, явно кокетничая с покупателем. Он положил еще несколько предметов около кассы.
Люси натерла туфлями волдыри на ногах. Она сменила позицию и кинула взгляд на свое отражение в витрине. Большой синий шлем поглотил ее голову, спрятав тонкие черты, из–за которых она всегда казалась моложе, чем на самом деле. Мантия скрыла, какой тонкой стала ее обычно стройная фигура от предсвадебного напряжения. Люси был тридцать один год, ростом пять футов четыре дюйма (164 см – Прим.пер.), но чувствовала она себя маленькой и глупенькой; этакая эгоистичная безответственная бродяжка.