«Товарищи объясняют это тем, что в обычное время работа надоела, прискучила, а здесь работают с охотой, с воодушевлением. Но теперь стыдно будет в обычное время делать меньше, чем в коммунистический субботник».
«Теперь многие беспартийные рабочие заявляют о своем желании участвовать в субботниках. Паровозные бригады вызываются взять из «кладбища» паровоз в субботник, отремонтировать его и пустить в ход.
Получены сведения, что такие же субботники организуются на линии Вязьма».
О том, как идет работа в эти коммунистические субботники, пишет тов. А. Дьяченко в «Правде» от 7 июня. Приводим главную часть его статьи, озаглавленной «Заметки субботника»:
«С большой радостью собрался я с товарищем отбыть субботний «стаж» по решению железнодорожного подрайона партии и временно, на несколько часов, дать отдых голове, доставив работу мышцам… Нам предстоит работа на деревообделочном заводе дороги. Пришли, увидели своих, поздоровались, пошутили, сосчитали силу — всего 30… А перед нами лежит «чудовище» — паровой котел довольно солидного веса, пудов 600-700, и его-то и нужно нам «переставить», т. е. перекатить чуть ли не 0,5 или 0,3 версты к платформе. Сомнение закрадывается в наши мысли… Но вот мы уже стоим за делом: попросту товарищи подвели под котел деревянные катки, прикрепили две веревки, и работа началась… Подался котел неохотно, но все же пошел. Мы радуемся, нас ведь так мало… ведь этот самый котел тащили чуть ли не две недели рабочие-некоммунисты, числом втрое больше, а он упирался, пока не дождался нас… Работаем час, сильно, дружно под мерные звуки команды: «Раз, два, три» нашего тов. закоперщика, и котел идет да идет. Вдруг, что за оказия? Внезапно, смешно покатился целый ряд товарищей, — это «изменила» веревка в руках наших… Но минутная задержка: на месте ее укрепляем канат… Вечер, уже заметно темнеет, но нам нужно еще одолеть небольшую горку, и тогда работа будет скоро сделана. Трещат руки, горят ладони, нагреваемся, прем вовсю, — и дело спорится. Стоит «администрация» и, смущенная успехом, невольно тоже берется за канат: помогай! давно пора! Вот на нашу работу засмотрелся красноармеец. В руках его гармоника. Что он думает? Что за люди? Что им надо в субботу, когда все сидят по домам? Я разрешаю его догадки и говорю: «Товарищ! Сыграй нам веселую, мы ведь не какие-либо работнички, а настоящие коммунисты, — видишь, как у нас горит работа под руками, не ленимся, а прем». Красноармеец бережно кладет гармошку и скорей спешит к канату…
— «Англичанин мудрец!» — затягивает красивым тенором т. У. Мы вторим ему, и гулко раздаются слова рабочей песни: «Эй, дубинушка, ухнем, подернем, подернем…».
От непривычки мускулы устали, ломит плечи, спину, но… впереди свободный день — наш отдых, успеем выспаться. Цель близка, и после небольших колебаний наше «чудовище» уже почти у самой платформы: подкладывайте доски, ставьте на платформу, и пусть этот котел дает работу, которой уже давно ждут от него. А мы гурьбой идем в комнату, «клуб» местной ячейки, обвешанную плакатами, уставленную винтовками, ярко освещенную, и после хорошо спетого «Интернационала» лакомимся чаем с «ромом» и даже хлебом. Такое угощение, устроенное местными товарищами, как нельзя более кстати после нашей тяжелой работы. Братски прощаемся с товарищами и строимся в колонки-ряды. Песни революции оглашают в ночной тишине сонную улицу, мерные звуки шагов вторят песне. «Смело, товарищи, в ногу». «Вставай, проклятьем заклейменный» — несется наша песня Интернационала и труда.
Прошла неделя. Руки и плечи у нас отдохнули, и мы едем на «субботник» теперь уже за 9 верст, делать вагоны. Это — в Перово. Товарищи взобрались на крышу «американца» и звучно и красиво поют «Интернационал». Поездная публика прислушивается и, видимо, удивлена. Мерно стучат колеса, и мы, не успев влезть наверх, висим вокруг «американца» на лестницах, изображая «отчаянных» пассажиров. Вот и остановка, мы уже у цели, проходим длинный двор и встречаем радушного тов. комиссара Г.
— Работа есть, людей-то мало! Всего 30, а выпустить за 6 часов из среднего ремонта нужно чертову дюжину вагонов! Вот стоят размеченные скаты колес, есть не только пустые вагоны, еще и полная цистерна… но ничего, «приспособимся», товарищи!
Работа кипит. Я с пятью товарищами работаю важками, т. е. рычагами. Эти 60 и 70-пудовые колесные пары, под напором наших плеч, двумя важками, направляемые тов. «закоперщиком», живо и лихо перепрыгивают у нас с одних путей на другие. Одна пара убрана, — новая на ее месте. Вот уже всем им есть место, и мы это изношенное старье быстро-быстро по рельсам «сплавляем» в сарай… Раз, два, три, — подхвачены они на воздух железным вертящимся важком, и их уж нет на рельсах. Там, в темноте, идет стук молотков, то быстро, как пчелы, работают товарищи у своих «больных» вагонов. И столярят, и малярят, и крышу кроют, — работа кипит на радость нашу и тов. комиссара. А там понадобились наши руки и кузнецам. В переносном горне лежит раскаленное «правило», т. е. вагонный стержень с крюком, изогнутым неловким толчком. Белый, с искрами он очутился на чугунной плите и ловкими нашими ударами, под глазомером опытного товарища, принимает свою нормальную форму. Он еще бело-красный, а уже на плечах наших быстро-быстро подается к своему месту и с искрами вставлен в железную дыру, — несколько ударов, и он на месте. Лезем под вагон. Там устройство этих сцепок и правил совсем не так просто, как кажется, там целая система с заклепками и спиральной пружиной…