Один из петушков вдруг ткнулся в самую сердцевину магического круга, перейдя незримую грань сдерживания ударов. Его противник сразу отринул, присев на хвост. Смельчак тут же прибавил натиску, вложил в атаку всё мужество своей мелкопёрой души. Он дотянулся до соперника, сбив его грудью. Проигравший вспорхнул и был таков.
– Погоди, – сдержал Гарджа нетерпение ребёнка, – не спугни, пусть насладятся этой победой. А то ему придётся всё начинать сначала.
– Ну, видел? Так в чём же секрет петушков? – спросил воин Индру, когда птицы улетели.
– Секрет? В ударе!
– Нет, малыш, секрет в другом.
– В чём, скажи? – заверещал Индра.
– В том, чтобы разорвать магический круг. Найти в него вход, ворваться, захватить… Но ты пока не сможешь это понять, сынок.
– Нет, – серьёзно сказал ребёнок, – я видел, их секрет в том, чтобы посильнее толкнуть друг дружку.
Гарджа взял мальчика за руку, и они пошли по ласковому пахучему лугу. Зудели торопливые шмели и пчёлы, нападая на цветы и вороша их покорную красоту. В оврагах стрекотали птицы, удивляя мир своими причудливыми голосами, и день перетекал в волшебную светину летнего вечера. Медленно, неразличимо. Туда, где в застывшем покое бушует страстная, скрытая от глаз жизнь. Где мир создаётся и рушится так же внезапно, как создаётся. Где его создатели и разрушители движимы одним стремлением – выжить, и разница между ними только в том, что каждый выживает так, как приказал ему Закон. Рита. Великий порядок вещей, который поддерживал и хранил арийский бог Варуна.
День перетекал в летний сумрак, в его затаённые тайны.
«Не видеть – ещё не значит проглядеть, а, малыш?» – сказал сам себе Гарджа, обращаясь к сыну. Да, к сыну. В себе самом Гарджа признавал Индру сыном.
Они заметили пса, которому воин строго-настрого запретил идти за ними следом. Иначе бы он спугнул воркуш. Пёс сидел возле тропинки и безучастно наблюдал за познавателями петушиных тайн.
– Постарел наш лохматый.
– Разве собаки стареют?
– Конечно.
– Но у него же нет морщин. Как у тебя.
Гарджа вздохнул:
– Значит, я тоже старею.
Индра посмотрел на Гарджу с тревогой.
– Нет, ты не стареешь.
– Но у меня же есть морщины.
Когда они пришли в хижину, мальчик занял себя поисками какой-то внезапно понадобившейся ему безделушки.
– Что ты ищешь? – спросил Гарджа.
Индра не ответил. Он затаился где-то за очагом, тихонечко варашкая там своими поделками. Гарджа стругал новую подпору к потолочной крестовине. Индра вышел из дому, деловито прошёлся вокруг орудующего скребком воина, заглянул Гардже в лицо, словно привлекая его внимание, и уселся напротив. Что-то показалось воину странным в поведении ребёнка. Гарджа поднял голову и онемел. Индра изрисовал всего себя полосками сажи.
– Что это? – спросил кшатрий.
– Морщины, – ответил ребёнок. – У тебя морщины и у меня. Ты теперь не старый, папа. Ты совсем даже не старый, ведь я не старый, верно?
Этой ночью они долго не спали. Гарджа застрожил мальчика, когда тот стал клевать носом.
– Мы же собирались с тобой сегодня слушать ночь!
– А где мы будем её слушать?
– Здесь. Будем сидеть и слушать.
– А когда?
– Погоди, ещё время не пришло, – твердо сказал воин. – Видишь, как светло. И тихо. Даже сверчки не свистуют. Потому что ещё не ночь, а только подноча.
Индра подпёр голову руками.
– Сейчас возьмётся, подожди, – взбодрил его приёмный отец.
– А как мы узнаем, что она взялась?
– Птичек слушай. Вон там, далеко, в овраге, они гнездуют.
Индра шмыгнул носом и подумал, что птичкам пора бы уже было начинать.
Небо совсем прогорело. Погасло. Только верхушки гор процарапало огнём по его выцвету.
– Летом зори ходят кругом. Потому и светло.
– Запели.
–Что?
– Птички запели.
Гарджа прислушался. Верно, в овраге тишину тронул первый осторожный высвист ночного певуна.
– Сейчас он распоётся.
Индра замер.
– Слушай, сейчас распоётся… Вот, слышишь?
– Это другой, – прошептал мальчик.
– Верно, другой ответил ему. Погромче будет, чем первый. И ещё один.
– А кто у них начинает? Тот, кто посмелее?
Гарджа промолчал, посмотрел на сына.
– Я знаю. Тот, кто наступит в этот круг?
Воин улыбнулся:
– Конечно. Это не самое трудное, но всё-таки преодоление. Понимаешь, сынок, ведь начинает всегда один. Остальные только подхватывают. Может быть, они и лучше поют, но ведь они до него молчали. Слышишь, сколько их?
– Да, – восхищённо сказал Индра.
– Того первого уже, пожалуй, и не распознать.
– Зачем же он пустил их в этот круг?
– Чтобы послушать, как они испортят его песню.
– Разве они поют хуже?
– Нет. Это ему так кажется. Да и потом, он всё равно не смог бы их не пустить. Когда магический круг ты разрываешь в бою, в него не каждый сунется, хотя многие только и ждут своего момента. Там, если ты оступился и круг от тебя ускользнул, можно погибнуть. А здесь никто ничем не рискует… Когда-нибудь и ты ступишь в свой круг. Непременно ступишь.
– Может быть, я создам новый? Совсем другой, не такой, что был?
Гарджа отнёс эти слова на счёт какого-то поворота детской фантазии.
– Что ты слышишь теперь? – спросил он у ребёнка.
– Запели сверчки.
– Верно. Пришло и их время.
– Значит, у каждого время своё?
– Да, малыш. Именно так. Поэтому ты зря сегодня рисовал морщины. Твоё и моё время никогда не сравняются. И ты не должен постоянно жить только в моём времени. Скоро мы пойдём в Амаравати. Там много таких же мальчиков-воинов. Среди них ты и познаешь своё время. А к осени мы вернёмся.
– Далеко до Амаравати?
– Сколько у тебя пальцев на одной руке, столько дней туда идти.
– Что это, папа?
– Это – ночная бабочка.
– Она похожа на повиток летящего пепла.
– Каждый на что-нибудь похож.
– А на что похожи мы?
– Должно быть, на кого-нибудь из зверей. Или из птиц. Я – на орла, а ты … – Гарджа задумался.
– И я на орла.
– Но у тебя не клевучий нос.
– Подумаешь. Когда я вырасту, мой нос будет крепче клюва.
– Пожалуй. Если ты будешь совать его не в свои дела… А вон, смотри, летучая мышь!
Индра обернулся, но ничего не увидел.
– Уже улетела, – пояснил Гарджа. – Охотиться за ночной бабочкой.
– Скажи, бывают летучие лисы?
– Не знаю, никогда их не видел. А почему ты спросил?
– Если мышь охотится за бабочкой, то за мышью должна охотиться лиса. На лугу ведь лисы охотятся за мышами.
– Да, пожалуй. Только я никогда не видел летучих лис.
– Жаль.
– Почему?
– Потому, – серьёзно ответил Индра, – что кабы ты видел летучих лис, значит, обязательно нашлись бы и летающие собаки. Сам подумай.
– А ведь верно, – согласился Гарджа.
– А если бы были летающие собаки, то…
– То что?
– То объявились бы и летающие люди. Какой ты не догадливый, папа!
– Да, людей с крыльями уж точно никто не видел.
– Но ведь они должны быть!
– Почему ты так думаешь, сынок?
– Ведь есть же летающие мыши. А это кто запел?
– Это лягушки квакают в другой стороне оврага. Пойдём-ка спать. Видишь, как полезно бывает послушать ночь. В этот раз она нам подсказала, что можно повстречать летающего человека. Не дай бог, конечно.
В один из погожих дней Гарджа наконец объявил сыну, что они отправляются в Амаравати. Воин собирал провиант. Лепёшки, которые они напекли накануне, бурдюк с горьким отваром кунгуровых шишек, дающих силу и бодрость, сушеные плоды инжира, медовую патоку, вяленое мясо, натёртое горьким и пахучим перечным листом, творожную мякину, принесённую утром из деревни, – и всё это он уставлял, перевязывал, рассовывал по двум глубоким кожаным мешкам. Туда же пошло масло в долгоносой посуде, клееной из бересты, растирка от ядовитых укусов, пучок перевязанных листьев авы от всевозможных болячек, шнуры и шнурочки, костяные иглы, пара наконечий гарпунов, большое и малое, на всякий случай, если придётся рыбу ловить, и прочее.