В самой ситуации не было ничего сверхъестественного. Время от времени предпринимались попытки вырыть для Папы яму поглубже. Различными способами. Одних покушений на него было совершено сотни три, не меньше. Но, честно говоря, у меня никогда не было оснований беспокоиться за Папу, так как у него имелись свои меры противодействия. И весьма эффективные — Папины недруги несли потери, которые не трудно вычислить, исходя из простого закона равенства сил действия и противодействия. Не стану утверждать, что Папа брел по колено в крови, но по щиколотку — это точно. У меня и в мыслях не было морализировать по этому поводу. Куда более скромные капиталы заляпаны грязью и кровью — вольно или невольно, фигурально или буквально. Я не так уж витаю в облаках. Кое-что понимаю.
— Я устала и замерзла, — подъехала ко мне Наташа.
— Выпей чаю с ромом.
— Скоро обед, а мне еще нужно привести себя в порядок.
Я покорно поднял на плечо ее лыжи, а свои взял под мышку, и мы направились к дому.
— Тебе тоже известно насчет миссии Альги? — вполголоса спросил я у жены, желая удостовериться, действительно ли все, кроме меня, уже в курсе ситуации.
— Само собой, — кивнула Наташа.
— А как же Мама? Что она?
— Проснулся! — усмехнулась жена. — С каких это пор тебя стали интересовать чужие романы?
— Доктор говорит, что Папа себя не контролирует, и дело может кончится плохо.
— Очень умный наш доктор! Впрочем, вы, мужчины, никогда не в состоянии себя контролировать. Поэтому, — насмешливо прибавила Наташа, — о том, чтобы вы себя контролировали, приходится заботится нам, женщинам.
Мне трудно было что либо возразить. Да и ни к чему. В представлении моей жены человечество распалось на две антагонистические половины: «вы мужчины» и «мы женщины». Тут, безусловно, прослеживалось влияние Мамы, которая с некоторых пор помогала ей «наверстывать упущенное», чтобы «пожить немножко для себя». Теперь у Наташи постоянно проскальзывали оговорки, вроде «нам женщинам» или «мне как женщине». Психоанализ толкует подобные оговорки однозначно. Это оговорки женщин, у которых есть серьезные сомнения в собственной женственности. Это все равно, как если бы я навязчиво твердил: «я мужчина» или «мне как мужчине». Увы, в таких случаях выводы психоанализа ими (то есть женщинами) упорно игнорируются — что, в свою очередь, лишь подтверждает выводы, относительно женской психологии… Ну да Бог с ней совсем, с психологией.
В настоящий момент меня больше интересовало, действительно ли Папа способен ради изумрудноглазой девушки на некие «радикальные шаги».
— Мало ли, на что он способен, — отрезала Наташа, когда я ее об этом спросил, — последнее слово все равно останется за Мамой!
— Ты так думаешь?
— Тут и думать нечего.
Поразмыслив, я решил, что так, пожалуй, оно и есть.
Мы с Наташей первыми вернулись с прогулки и, пройдя к нашим гостевым комнатам, обнаружили, что наша дверь заперта изнутри. Я несколько раз дернул за ручку.
— Александр, ты здесь? — застучала в дверь Наташа.
— Чего это ты там заперся? — удивился я.
После долгой паузы мы услышали голос сына:
— Это вы?
— Мы. А кто же еще.
Прошло еще с полминуты, прежде чем он открыл. Он сразу развернулся и поспешно отправился в свою комнату, но я сразу заметил, что что-то не так. На его бледных щеках алели пятна, а глаза сверкали.
Наташа первым делом сбросила лыжный костюм, направилась к трюмо, где лежала ее косметика, и принялась приводить себя в порядок. Я же отправился следом за Александром. Он прилег на кровать, повернувшись ко мне спиной, в обнимку со своим Братцем Кроликом, словно хотел его от меня спрятать.
— Что там у вас случилось, Александр? — послышался из соседней комнаты Наташи. Было понятно, что она растянула губы и красит их помадой.
Я сел к сыну на кровать и молчал. Александр сопел, но тоже молчал. Было слышно, как Наташа перебирает коробочки с пудрой, тушью, кремом. Наконец Александр повернулся ко мне и, по-прежнему не говоря ни слова, показал Братца Кролика. У симпатичной мягкой игрушки не доставало правого уха. Оно было вырвано с корнем и лежало рядом на подушке.
— Ну это поправимо, — сказал я. — Попросим маму, она пришьет так, что и заметно не будет. «Какой он еще малыш, наш милый Александр!» — подумал я с нежностью.
Мы еще помолчали.