— Мой брат хорошо сказал, он умен и разумен. Он найдет их.
— Да, Курумила найдет их, — коротко отвечал предводитель.
Сказав это, он встал, оседлал лошадь и поскакал. Скоро Трантоиль Ланек потерял его из виду. Тогда он воротился к раненому.
Так прошел день. Чилийцы оставили равнину; индейцы последовали их примеру. Осталось только несколько запоздавших арауканцев, но и они, видимо, торопились уехать.
Вечером Луи стало гораздо лучше. Он мог коротко рассказать индейскому предводителю, что случилось, но не открыл ничего для того нового. Индейцы все верно узнали при осмотре следов.
— Ах, — сказал молодой человек, оканчивая свой рассказ, — Розарио, бедная Розарио! Она погибла!
— Пусть мой брат не предается отчаянию, — с участием сказал Трантоиль Ланек. — Курумила поскакал по следам похитителей. Бледнолицая девушка будет спасена.
— Это правда, предводитель? Курумила в самом деле преследует их? — спросил молодой человек, устремив блестящие взоры на индейца. — Могу ли я надеяться?
— Трантоиль Ланек — ульмен, — с благородством отвечал арауканец, — ложь никогда не марала его уст, у него не раздвоенный язык. Повторяю, Курумила преследует похитителей. Пусть мой брат надеется: он увидит птичку, которая распевает звучные песни.
Мгновенный румянец покрыл щеки молодого человека при этих словах. Слабая улыбка промелькнула на бледных губах. Он слабо пожал руку предводителю и опустил голову. Вскоре он заснул.
Немного погодя раздался страшный лошадиный топот.
— Хорошо! — прошептал Трантоиль Ланек, смотря на раненого. Тот дышал правильно, значит, спокойно уснул. — Что-то скажет дон Валентин?
Он поспешно вышел и очутился лицом к лицу с Валентином. На лице парижанина выражалось беспокойство.
— Предводитель, — вскричал он прерывающимся голосом, — правда ли то, что сказали пеоны?
— Да, — холодно отвечал предводитель. Молодой человек упал, как пораженный молнией.
Индеец бережно посадил его на тюк и, сев подле, взял его за руку и с участием сказал ему:
— Мой брат мужествен.
— Увы! — в отчаянии вскричал молодой человек. — Луи, мой бедный Луи, умер, убит! О, — прибавил он с грозным движением, — я отомщу за него! Я буду жить только, чтобы исполнить эту священную обязанность. Предводитель внимательно поглядел на него.
— Что говорит мой брат? — спросил он. — Его друг жив.
— Зачем обманывать меня, предводитель?
— Я говорю правду, дон Луис жив, — отвечал ульмен уверенным тоном, возродившим надежду в разбитом сердце молодого человека.
— Как! — вскричал он, вскакивая. — Он жив? Возможно ли это?
— У него две раны, но да успокоится мой брат: раны не опасны, через неделю они закроются.
Валентин был ошеломлен этой внезапной вестью, после того, что рассказали ему слуги и погонщики мулов.
— О, — вскричал он, обнимая предводителя и судорожно прижимая его к груди, — это правда, да? Его жизнь вне опасности?
— Пусть мой брат ободрится; только потеря крови — причина обморока его друга. Я отвечаю за его жизнь.
— Благодарю, предводитель, тысячу раз благодарю! Могу я его видеть?
— Он спит.
— О, я не разбужу его, я только на него взгляну. — Пойдем, — сказал, улыбаясь, Трантоиль Ланек. Валентин вошел в палатку. Он с минуту глядел на своего друга, тот спокойно спал. Валентин осторожно наклонился к нему, поцеловал его в лоб и прошептал:
— Спи спокойно, брат; я сторожу тебя. Губы раненого зашевелились, он прошептал:
— Валентин!.. Спаси ее!..
Парижанин наморщил брови и выпрямился:
— Пойдемте, предводитель, — сказал он Трантоиль Ланеку, — расскажите мне подробно, что случилось, чтоб я мог отомстить за брата и спасти девушку.
Они вышли.
Настала ночь. Склонившись над изголовьем своего друга, который все еще лежал в обморочном сне, следующим обыкновенно за большою потерей крови, Валентин с нежностью смотрел на его лицо, по которому изредка проходили тени.
— О, — говорил он вполголоса, гневно сжимая кулаки, — твои убийцы, кто бы они ни были, дорого заплатят за свое злодейство.
Завеса палатки приподнялась, и кто-то положил руку на плечо парижанина. Тот оглянулся. Перед ним стоял Трантоиль Ланек мрачный, как ночь. Он был, по-видимому, в великом волнении.
— Что случилось, предводитель? — спросил Валентин. — Ради Бога, что случилось? Или новое несчастие нависло над нами?
— Несчастия непрестанно сторожат человека, — наставительно отвечал предводитель. — Надо быть готовым каждый час встретить нежданного гостя.
— Говорите, — твердо сказал молодой человек, — что бы ни случилось, я не боюсь.
— Мой брат сильный, великий воин, он не падет духом. Пусть мой брат поспешит, надо отправиться.
— Ехать? — вскричал в волнении Валентин. — А Луи?
— Мой брат Луис поедет с нами.
— Но разве это возможно?
— Это следует сделать, — решительно отвечал индеец. — Топор войны вырыт против бледнолицых. Аукасские предводители напились огненной воды, злой дух царит в их сердце. Надо ехать, пока они не проведали о нас. Через час будет поздно.
— Едем, — поспешно отвечал молодой человек, убежденный, что Трантоиль Ланек знает больше, чем сказал, и что им действительно грозит великая опасность, ибо предводитель был человеком испытанной храбрости и недаром его покинуло то выражение равнодушия, которое почти никогда не оставляет индейцев.