— Человек тридцать? — вкрадчиво спросил генерал.
— Да, около этого, — самоуверенно отвечал граф. Генерал встал.
— Как, граф, — вскричал он с притворным гневом, — и вы с тридцатью солдатами думаете защищаться против пятисот арауканских воинов?
— А почему же нет? — холодно отвечал молодой человек.
Он это сказал столь просто и твердо, что все присутствующие с удивлением поглядели на него.
— Но это безумие! — вскричал генерал.
— Или храбрость, — отвечал граф. — Бог мой! Я уверен, что все вы люди решительные и на моем месте поступили бы точно так же.
— Да, — сказал Антинагуэль, — мой брат мурух хорошо говорит. Он великий воин своего народа. Аукасы будут гордиться победой над ним.
Генерал нахмурил брови. Оборот разговора не понравился ему.
— Что ж, предводитель, — гордо сказал граф, — попробуйте. Но помните, что скала высока и мы решили умереть, но не сдаваться.
— Послушайте, граф, — начал генерал тоном соглашения, — все это просто недоразумение. Насколько мне известно, Чили в дружественных отношениях с Францией?
— Совершенно справедливо, — отвечал Луи.
— Мне кажется, нам легче договориться, чем вы думаете?
— Бог мой! Я уже вам говорил, и совершенно откровенно, что приехал в Америку путешествовать, а не драться. И если б я мог избежать случившегося вчера, то сделал бы это очень охотно.
— Итак, нам легко покончить все миром?
— Я буду очень рад.
— И я точно так же, а вы, предводитель? — прибавил генерал, обращаясь к Антинагуэлю.
— Хорошо. Пусть мой брат поступает, как знает. Все, что он сделает, будет хорошо.
— Отлично, — сказал генерал. — Вот мои условия: вы, граф, и все сопровождающие вас французы могут хоть сейчас спокойно отправиться дальше. Но чилийцы и аукасы, кто бы они ни были, находящиеся в вашем отряде, должны быть немедленно выданы.
Граф вспыхнул. На лбу у него показались красные пятна. Однако, сдержавшись, он встал и, вежливо раскланявшись со всеми, вышел из палатки. Остальные четверо поглядели с удивлением друг на друга и потом все сразу быстро вышли вслед за ним. Граф спокойным шагом направился к скале. Генерал нагнал его в нескольких шагах от рва.
— Куда вы уходите, сеньор? — сказал он ему. — Отчего вы не удостоили нас ответом?
Молодой человек остановился.
— Сеньор, — резко отвечал он, — на такое предложение не может быть иного ответа.
— Мне, однако, казалось… — заметил дон Панчо.
— О, сеньор! Оставьте меня в покое и позвольте мне вернуться к своим. Знайте, что все признавшие меня своим руководителем до конца разделят со мною мою участь, а я точно так же — их. Было бы низостью, если бы я оставил кого-либо из них. Эти два аукасских предводителя, которые слышали нас, я уверен, люди с сердцем и понимают, что я должен прервать всякие сношения.
— Мой брат хорошо говорит, — сказал Антинагуэль, — но есть убитые воины. Пролитая кровь кричит о мщении.
— Я не намерен спорить, — отвечал молодой человек, — к тому же честь не велит мне оставаться дольше и выслушивать предложения, которых я не могу принять.
И, говоря это, граф продолжал идти. Таким образом, все пятеро незаметно очутились недалеко от скалы.
— Однако, сеньор, — отвечал генерал, — прежде, чем так решительно отвергать наши предложения, вы должны известить о них своих товарищей.
— Совершенно справедливо, — насмешливо отвечал граф.
Он вынул свою записную книжку, написал несколько слов, вырвал листок и сложил его вчетверо.
— Вы сейчас же получите ответ, — сказал он и, повернувшись к скале, сложил руки у рта, на манер переговорной трубы, и крикнул: — Бросьте лассо!
Немедленно в одну из бойниц этой крепости сбросили длинный ремень. Граф взял камень, завернул его в листок и привязал к концу лассо. Камень подняли. Молодой человек скрестил руки на груди и, обращаясь к окружающим, сказал:
— Сейчас получите ответ.
В это время среди аукасов возникло некоторое движение. Какой-то индеец подбежал к Антинагуэлю и шепнул ему на ухо несколько слов, видимо взволновавших его. Генерал и предводитель обменялись многозначительными взглядами. Вдруг укрепления на скале раздвинулись, точно вследствие волшебства, и показалась площадка, покрытая чилийскими солдатами, вооруженными ружьями. Немного впереди стоял Валентин и подле него неразлучный Цезарь. Не было видно только дона Тадео и индейских предводителей. Валентин стоял, опершись на ружье. Граф не хотел верить своим глазам. Он не понимал, откуда на площадке столько солдат. Но ничем не обнаружил своего удивления и, спокойно обратившись к окружавшим его, сказал с насмешливой улыбкой:
— Видите, сеньоры, я был прав, ответ не замедлил.
— Граф, — вскричал Валентин громовым голосом, — от имени ваших товарищей я уполномочен сказать, что вы отлично сделали, отвергнув постыдные предложения наших неприятелей! Нас здесь полтораста человек, и мы решили скорей умереть, чем принять эти предложения.
Число «полтораста» произвело сильное впечатление на аукасских предводителей. Тем более что они получили известие, его-то и шепнул воин на ухо Антинагуэлю, что испанским пленникам с оружием и припасами удалось бежать и соединиться с осажденными. Граф, который столь надменно говорил от имени нескольких человек, составлявших гарнизон, теперь стал еще надменнее, когда счастье улыбнулось ему.