Почти все биографы Сталина принадлежат к таким субъективным идеалистам. Все они создают «целенаправленную», заранее намеченную историческую версию, к которой подстегивается все, что «работает» на нее, что позволяет сделать «биографию злодея» увлекательной для чтения, как детектив.
Все остальные, т.н. «противоречивые» или «нейтральные» факты спокойно отбрасываются: ведь они мешают писать, не создают «цельности».
Кроме того, факты – будь они хорошие, или плохие – рассматриваются не хронологически – а «тематически», один к другому по типу, а не в порядке их возникновения во времени, не хронологически.
Все фальсификаторы истории – боятся и не любят хронологии! Да они и не умеют писать «хронологическую историю»: это для них трудно, нудно и неэффектно. Вот почему все фальсификаторы и их вдохновители упорно борются против хронологических историков, как «объективистов». Они неудобны, как сторонникам версии «тиранства», так и их противникам. Они путают обоим их карты. К таким объективным работам принадлежит книга венгерских советологов Л.Белади и Т.Крауса[8]. Она – самая объективная, самая лучшая из всех изданных до сих пор биографий Сталина. Но, к сожалению, она кратка, сжата, и сами авторы считают ее не научной, а популярной, хотя именно она свободна от дезинформации, фальши и прямой 100-процентной лжи многих работ, считающихся «научными».
Пренебрежение к хронологии со стороны биографов Сталина из всех лагерей и всех мастей стало причиной того, что несмотря на наличие огромного числа его биографий, мы до сих пор не знаем некоторые, совершенно элементарные факты его биографии, особенно факты личного порядка, обычно известные относительно деятелей гораздо меньшего масштаба, и важные для историка именно с точки зрения точности. Так, например, до сих пор неизвестен или остается спорным … год рождения И.В.Сталина, о чем нам придется еще говорить ниже. Точно также мы не знаем всех его псевдонимов, а тем более их значения, и что уже совершенно невероятно, – мы не имеем никакого, даже мифического, апокрифического – представления о его самом главном, основном псевдониме – Сталин – под которым он и вошел в мировую историю.
Вопрос этот, разумеется, должен был бы интересовать и советских и буржуазных историков, но они проявляли к нему поразительную индифферентность, что ясно говорит о том, что тогдашние историки были начисто лишены исторического чутья. Ибо кто запрещал интересоваться этим вопросом буржуазным историкам за кордоном? Конечно, кто знает, может быть они вначале заинтересовались этим, а затем пришли к выводу, что тема не поддается раскрытию или что ее разработка им невыгодна. Но, никаких публикаций, никакой реализации подобной темы, зарубежные советологи так и не осуществили.
Вопрос этот должен был бы встать официально и в СССР, при подготовке издания Полного Собрания Сочинений И.В.Сталина, но поскольку само издание так и не было завершено, то вопрос этот так и остался вопросом.
Странно лишь то, что никто не взялся за разработку этого вопроса сам, без официального поручения со стороны ИМЭЛ или АН СССР. Вот почему остается фактом, что советские историки не только проявляли обывательскую трусость, но и главное – не были историками в профессиональном смысле, были лишены исторического чутья. И этот приговор им можно считать ныне абсолютно объективным. Те, кто в 40-е – 50-е годы возглавлял ИМЭЛ, да и весь т.н. «фронт советской исторической науки», по существу занимали антинаучные позиции в чисто профессиональном плане, и фактически, по этой причине … саботировали завершение издания Собрания сочинений Сталина.
Как ни парадоксально, но Сталин стал самой яркой жертвой политической конъюнктуры и даже при его жизни вопрос об издании его собственных послевоенных выступлений (перед избирателями, по экономическим проблемам и языкознанию) в качестве 17 тома его собрания сочинений не ставился, а отсюда не решался и вопрос о 18-м томе, справочном, который должен был бы завершить все издание, и аналогом которого были два справочных тома к сочинениям В.И.Ленина, где сосредотачивался громадный фактический материал.
В ИМЭЛ считалось, что «время покажет», как быть, а пока, заранее, ничего не предрешать, и, главное, – ничего не уточнять и не объявлять, сохраняя спасительную туманность. Вот это и была классическая шкурническая позиция.
Практически это означало, что все вопросы, могущие интересовать в первую очередь профессиональных историков, т.е. точные даты и часы политических и партийных событий, полные фамилии, имена, отчества, инициалы и псевдонимы и партклички работавших со Сталиным товарищей и его политических врагов, упоминавшихся в его произведениях, предметный, именной, географический и библиографический указатели, – все это заранее не предусматривалось в качестве необходимого научного справочного сопровождения сталинских сочинений.
Они, этого рода справки были изъяты во всех уже вышедших отдельных томах, но они и не предполагались, по-видимому и для всего собрания сочинений в целом.
А это делало все издание крайне куцым, жалким, лишенным информативности, т.е. крайне неудобным для пользования со стороны профессиональных историков и исследователей.
Нет сомнения, что в этом оказался, по крайней мере отчасти, повинен и сам Сталин, который не мог не понимать, что простые именные, алфавитные, хронологические и библиографические указатели, а тем более неизбежные комментарии к ним, если делать их по типу принятому для сочинений В.И.Ленина, могут вызвать целую череду недоуменных вопросов, как у тех, кому будет поручено составлять эти указатели, так и у читателя, пораженного их скудностью, если делать их без … архивов. Вот почему сам Сталин не торопил ИМЭЛ с окончанием работы, как только этот Институт достиг 13 тома.
Но гораздо большая вина ложится и на руководство ИМЭЛ и Комиссию по изданию сталинских сочинений, т.е. на Поспелова П.Н., Митина М.Б., Кружкова В.С., которые, предлагая программу издания произведений И.В.Сталина, просто-напросто побоялись включить в нее данные о необходимости Указателя. А они обязаны были это сделать, если хотели, чтобы издание мыслилось как научное. Сталин же мог просто не заметить отсутствие в программе Указателя, считая это техническим делом, или вообще, не придавая этому значения, как обычно не придают ему все, кто не является ученым или издателем по профессии. Указанная же выше «троица» и особенно М.Б.Митин вполне сознательно формировали традиции «культа личности», и устанавливали ряд его чисто формальных атрибутов, так что их ответственность перед историей и партией – за систематическое насаждение «культа личности» – огромна, и особенно в системе партийной пропаганды, которой эти люди заведовали в течение четверти века.
М.Б.Митину, например, принадлежит «заслуга» исключения из биографий деятелей революции и партии периода их допартийной жизни, т.е. детства и юношества, которое до 1931 г. считалось наоборот, важнейшим периодом, для объяснения идейного формирования личности[9]. И жертвой этого «исключения» стал и Сталин[10].
Вот почему в силу сложившейся в ИМЭЛ «новой» традиции подачи биографических сведений деятелей партии, их биографии начинались с вступления в партию, и перечисляли затем данные анкетного листка по учету кадров, т.е. то, что заносилось в учетную карточку райкома и в трудовую книжку.
Что же касается тех деятелей, фамилии которых упоминались в истории партии – или в вышедших томах собраний сочинений И.В.Сталина в негативном смысле как его корреспонденты или политические оппоненты и противники, то такие упоминания никак не комментировались, со стороны издателей и редакторов ИМЭЛ, так что читателю невозможно было даже понять, о ком шла речь. Так, например, письма Сталина, адресованные им в свое время т-щам Ч-е, Д-ову, Ме-рту, Рафаилу (имя это или фамилия?) – и т.п., публиковались без раскрытия полного имени, инициалов, фамилии адресатов, а также без всякого указания их положения в партии и государстве, их места работы, должности и т.д.
9
В 41 томе Энциклопедии Бр. Гранат, изданном в 1925 г. указывалось, что советская историческая наука, желая не повторять того недочета, который отмечают все историки, занятые изучением английской и французской буржуазных революций, – предложила деятелям Октябрьской революции самостоятельно написать свои подробные автобиографии, причем по предложенной для них программе, в которой подчеркивалось, что «наибольшее внимание должно быть уделено среде и истории развития личности», т.е. детству и юношеству, в то время как последующая деятельность, отраженная в архивах партии, может быть указана «только очень кратко и схематически». («Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской революции», часть 1, стр.2).
10
Так, в то время как в 1939 г. в биографиях Сталина и в воспоминаниях о нем публиковались данные о его детстве, окружении, о его стихах, то в 1947 г. все сведения подобного рода исключались. И даже в Грузии в 1948 г. сталинское стихотворение «Утро» было опубликовано лишь анонимно, хотя до революции, в 1912 г. оно уже включалось в учебники и хрестоматии для школьников. Таковы были гримасы культа личности, насаждаемого чиновниками от пропаганды. Из Сталина создавали «бога», лишая его чисто человеческих черт.