Зейн Грей
Великий Раб
***
В голосе ветра Сиена ловил пророчество о своей судьбе: «Родился вождь, который спасет исчезающее племя кроу, охотник для вымирающего от голода народа». Пока он слушал, у его ног мчались быстрые воды стремительной зеленовато-белой, шумной Атабаски; и в ропоте волн слышал он свое имя, и они шептали о его судьбе: «Сиена! Сиена! Его племя возродится от поцелуя ветра и цветов в лунном сиянии. Новая страна призывает племя кроу. На севере, куда улетают дикие утки, Сиена будет вождем великого народа».
Так мечтал Сиена – охотник, бродящий по глухим заросшим тропинкам. В шестнадцать лет он был надеждою остатков когда-то могучего племени – нагой вождь, прекрасный, молчаливый, гордый, слушающий только голос ветра.
Сиена постигал науку лесов так же, как научаются летать дикие птицы с сильными крыльями. Тайны леса, скал и рек стали его тайнами.
Он знал, где находилось гнездо дрозда, мог поймать цаплю и багром пронзить рыбу. Он изучил места, куда олень отправляется на водопой и где он пасется, и где белый кролик щиплет траву и медведь роет землю у пней в поисках гусениц и червей. Он знал, что мятежные крики гусей возвещают приближение северного ветра.
Он жил в лесу, неразлучный со своим луком, сетью и копьем. Деревья были его братьями.
Была осень с красным пламенем увядающей листвы, с туманом, поднимающимся из ущелий, с тишиной, все чаще нарушаемой стонами налетающего ветра. В ореховой скорлупе, в шкурах лисиц и полете водяных птиц были признаки суровой зимы. Сиена убивал рыбу на зиму. Никто не имел такого острого зрения, такой верной руки, как Сиена. Он был не только надеждой голодающего племени, но и единственным охотником, добывающим для него пищу. Сиена стоял на коленях в ручье при его впадении в Атабаску. Деревянное копье застыло высоко в его руке. Сверкнув, оно опустилось вниз с такой же быстротой, как стрельчатый луч солнца пронзает листву. Сиена поднял на нем дрожащую рыбу и бросил ее на берег, где его мать Эма с другими женщинами племени высушивала рыбу на скале.
Снова и снова множество раз сверкало копье. Молодой вождь редко не попадал в цель. Ранние морозы на возвышенностях сгоняли рыбу вниз по течению, где вода была глубже, и, когда рыба проносилась между светлых камней, Сиена окликал ее по имени.
Самые старые из женщин не могли вспомнить такого богатого улова. Эма пела хвалу своему сыну; остальные прекратили печальные песни о голоде своего племени.
Вдруг хриплый крик пронесся над водой. Эма в страхе упала на землю; ее товарки бросились бежать; Сиена выскочил на берег, сжимая копье. Лодка, в которой сидели люди с белыми лицами, неслась вниз по течению, направляясь к нему.
– Ал-ло-о! – снова раздался хриплый крик.
Эма присела в траве. Колени Сиены дрожали, и он готов был обратиться в бегство. Но Сиена, вождь кроу, спаситель исчезающего племени, не должен убегать от опасности.
– Бледнолицые,– прошептал он, дрожа, но оставаясь на месте, готовый защитить свою мать. Он вспомнил рассказы индейцев, бывавших далеко на юге и встречавших страшных белых людей, охотников с оружием, подобным грому и молнии.
– Наза! Наза!
Сиена кинул быстрый взгляд на север, шепча молитву своему богу. Он был уверен, что скоро его душа будет скитаться среди теней другого мира.
Когда лодка врезалась в песчаный берег, Сиена увидел лежащих в ней людей с бледными лицами, обращенными к небу, и услышал голоса, приветствовавшие его на незнакомом языке. Тон был дружеский – и он опустил угрожающее копье. Потом один из людей вышел на берег, глядя голодными глазами на груду рыбы, и стал медленно говорить на смешанном языке племен кри и чиппивеев.
– Юноша, мы – белые друзья. Мы голодны. Продай нам рыбы. Мы голодны, и нам предстоит долгое путешествие.
– Племя Сиены бедно,– ответил молодой вождь,– ему часто приходится голодать. Но Сиена поделится рыбой, он не хочет продавать.
Его мать, видя, что белые не собираются причинять зла, подошла ближе и с горечью упрекала Сиену за его великодушие. Она говорила о приближающейся зиме, о замерзающих реках, о лесе, скованном снегом, о бесконечно долгой ночи в муках голода. Сиена остановил ее и знаками приказал остальным испуганным женщинам вернуться в хижины.
– Сиена молод,– сказал он просто,– но он – начальник здесь. Если нам предстоит голод, мы будем голодать.
Говоря это, он отделил половину убитой им рыбы. Белые люди развели огонь и уселись вокруг него, с жадностью поглощая пищу. Утолив голод, они, насвистывая и напевая, уложили в лодку остатки рыбы. Старший из них снова предложил Сиене заплатить за рыбу, но Сиена отказался.
– Начальник,– сказал старший из белых,– белый человек понимает. Теперь он предлагает подарки, как равный равному.
И он вынул из лодки блестящие бусы, браслеты, целые ярды батиста и других материй. Сиена с достоинством принимал подарки, в то время как Эма с жадностью накинулась на сверкающую груду. Потом бледнолицый достал кинжал, лезвие которого отразило сияние глаз Сиены.
– Начальник, женщина жалуется на голод, угрожающий племени,– сказал белый человек.– Разве здесь недостаточно оленей?
– Да. Но редко удается Сиене подползти к ним настолько близко, чтобы его стрела попала в цель.
– Ага! Сиена больше не будет голодать! – ответил бледнолицый и вынул из лодки длинную железную трубку с деревянной ручкой.
– Что это? – спросил Сиена.
– Чудесная стреляющая палка. Вот, юноша, смотри! Видишь кусок коры у костра? Смотри!
Он поднял палку к плечу. Вдруг вспыхнула полоска пламени, показался дым, и раздался громкий выстрел – кора разлетелась на куски.
Дети с громким криком попрятались в хижины, женщины разбежались. Эма с плачем упала в траву, крича, что наступил конец света, а Сиена замер, бессильный двинуть рукой или ногой.
Белый человек засмеялся и, ласково дотронувшись до руки Сиены, сказал: «Не бойся». Потом он отвел Сиену дальше от берега и стал объяснять ему, как устроена чудесная палка и как надо обращаться с нею. Он снова и снова заряжал ее и стрелял до тех пор, пока наконец Сиена понял и весь загорелся от сознания возможностей, которые открывали ему обладание оружием.
Белый человек терпеливо учил индейца, как заряжать его, целиться, стрелять и как чистить его оленьей кожей. Наконец он положил у ног Сиены бочонок с дробью, мешочек свинцовых пуль и коробки с патронами. Потом, простившись с Сиеной, вскочил в лодку и унесся по течению быстрой Атабаски.
Сиена один сидел на берегу, сжимая в руках чудесную стреляющую палку, и слушал причитания испуганной матери. Он успокоил ее, сказав, что белые люди уехали, что ему ничто не угрожало, и что, наконец, начинает исполняться пророчество о его судьбе. Он сложил драгоценные запасы в дупле дерева у своей хижины и ушел в лес.
Сиена направился к местам, где обыкновенно паслись олени. Он шел точно во сне; он боялся и верил. Скоро он увидел сверкающую зыбь воды, и тогда, крадучись, он пополз среди папоротника и травы к берегу пруда. Знакомое жужжание мух указало ему на место, где находилась желанная ему добыча. Олень спасался в воде от роя черных мух и стоял в ней, вытягивая шею, чтобы достать свесившиеся ветки тополя.
С дрожью, никогда еще не испытанной им, Сиена замер позади одного из пней. Пятьдесят шагов отделяли его от оленя. Как часто, стоя на этом месте, он натягивал свой лук и напрасно пускал крылатую стрелу! Но теперь у него было оружие белого человека, заряженное молнией и громом. В этот момент ветви тополя раздвинулись, и Сиена увидел поднимающегося на берег оленя. Он шел, размахивая головой, увенчанной рогами, чтобы отогнать жужжащих мух. Потом остановился, вытянул голову и стал нюхать воздух.
– Наза! – прошептал Сиена с пересохшим горлом.
Он положил стреляющую палку на пень, прицелился и спустил курок.
Бум!…
Олень высоко вскинул свою гордую голову и опустился на колени; потом упал, скатился в воду, покрывая ее кровавой пеной, и, наконец, перестал двигаться.