Выбрать главу

— Треска — семь гривен за бочку! — суетился обрадованный делец. — Но сёмга, не взыщите, служивые, по четыре рублика, перемыта, повялена. В кадке, гляди, сколько рыбин крутых!..

— Ишь ты, годовое жалованье казака, — усмехались солдаты. Бучинский, вытянув из-за пазухи связку долговых вексельных заготовок и сухой карандашик, сложил-вычел, сломав карандаш, расчеркнулся и протянул купцам вексель. Те изумлённо смотрели на новые деньги.

— Подойдёте в Москве — разочтёмся, — объяснил Ян и двинулся по рядам дальше.

— Лях вельможный! — возопили очнувшиеся продавцы. — Медью, оловом хоть расплатись, не пускай с сумой по миру, Польша!

Торговец рыбой, зацепившись за обруч бочонка, тянул его у жолнера назад. Пока у солдата были заняты руки, охотник сорвал с него каску и хлестнул ею Яна Бучинского по голове. Наместник полетел, круша разный товар, под какой-то прилавок.

В тот же миг небосвод над Черниговом лопнул. Обжигающий пороховой ветер дунул от гребня детинца[93], и вслед за тем раздался радостный свист, ровный, умильно-протяжный. Свист усиливался, тупел, ускоряясь, словно тот, кто свистел, враз выдыхал весь необъятными лёгкими собранный воздух, и вдруг чёрная молния тяжко ударила в опущенную наземь торгующимися кадушку. Белый взрыв разметал, опрокинул ряды; сёмги, белки, растрёпанные осётры и песцы полетели куда-то все вместе над Пятницкой церковью.

С горы во весь дух скакали и пёхом бежали жолнеры и казаки. Белешко и Борша, несомые общим потоком, хлестали вокруг себя плётками, но не могли унять бегство.

— Мышеловка! — повторяли иные, у которых одна душа ушла в пятки, оставив мысли дрожать в голове. — Нас нарочно впустили посадские! Подвели под прицельный огонь! Бей мещан!

Минуя базар, воины и кони скользили в лужах дёгтя и масла, хватали грязные окорока, сворачивали на ходу пряжи и ткани.

Бучинский с трудом выкарабкался из-под прилавка, подскочил, маша клинком, к ротмистру:

— Пся крев! Ты дал отступление?

— Желторотые трусят! — рыкнул Борша, поправляя уже обласканную селитрой каску. — А крепость — дрянь! Во рву берёзы, но брать нужно сейчас, а то ядрами выжгут посад — не подступишься.

— Храброе воинство частное, стой! За робость принц Димитр будет увольнять без пощады! — Наместник бросился к торговцам карлуком[94], лихорадочно собиравшим в тележку товар, и, пригрозив им пистолью, начал бить чугунки с рыбьим клеем по всему диаметру площади.

Бомбардировка посада тем временем стихла, клей и крепкие увещевания Бучинского удержали на площади всё-таки очень приличный отряд. Пробежав по ближайшим домам, солдаты приволокли с полсотни длинных хозяйственных лестниц; Бучинский сказал краткую, но безупречную речь, Борша разделил отряд на штурмовиков и стрелков прикрытия, которым долженствовало, рассыпавшись за прилегавшими к крепости плетнями, клетями, мазанками, сбивать со стен пушкарей. Наместник и ротмистр, сев в сёдла, показуя пример, по краям взяли вместе садово-осадную лестницу и поскакали к валу детинца во главе колонны штурмовиков.

Но защитники крепости, видимо, тоже успели переменить тактику. Ни ружейного, ни арматного выстрела не прозвучало с дубовых рубленых стен, когда колонна вступила на прицельно простреливавшуюся площадку. Несколько пушкарей, в полный рост стоя на деревянном баляснике, потрясали тлеющими запалами и что-то кричали. Ротмистр Борша тоже махнул клинком: взревели польские сурны, жолнеры из-за поленниц и яблонь дали залп в пушкарей, те попрыгали за парапет, на свою галерею. Но пищали и пушки на стенах не отвечали по-прежнему.

Ян Бучинский и Борша перекинули лестницу через нестрашный, шевелящийся пёстрым кустарником ров, пробежали, приставили лестницу к башне. Ян легко, несмотря на хороший доспех, побежал по поленцам ступенек, но навстречу ему поскакало стремглав, кувыркаясь по лестнице, пущенное сверху короткое обхватистое бревно и смело Яна снова на землю.

Бучинский, съехав по траве вала ко рву, ещё долго валялся, болтая ногами, — не от боли и не от смятения — от радости, потому что примчавшееся с башни бревно тоже жило и дёргалось. Это был перетянутый крепкой пенькой фитилей воевода князь Татев.

— Не серчайте, братки! — ещё кричали с дубовых балясин. — Мы своих прирождённых воров повязали! Мы с царём! Мы с законным царём!

Ослушник

Воевода Пётр Басманов, шедший с небольшим, наспех собранным пищальным отрядом на помощь Чернигову, в начале ноября услышав о сдаче города и переходе воевод во главе с Татевым на сторону самозванца, остановился в Новгород-Северском.

вернуться

93

Крепость внутри города.

вернуться

94

Рыбий клей.